Патруль времени (сборник)
Шрифт:
Берманд весь сжался.
– Я не хочу. Такая резня спровоцирует римлян на более активные действия. Глупо. – Он помолчал. – Но какую-то уступку сделать нужно. Я пошлю к Веледе этого сановника. Пусть поступает с ним как хочет и убеждает людей в правильности своего решения.
– Воля твоя. Ну а у меня свои дела. Прощай.
Классик пришпорил коня и галопом поскакал в южном направлении. Он быстро миновал повозки и колонну пленников, становясь все меньше и меньше, и пропал из виду, где дорога сворачивала за стену густого леса.
Эверард знал, что там
Берманд, прищурясь, смотрел вслед своему союзнику.
– Занятно… – произнес он на своем языке. – Да… – Мысль еще не оформилась, возникло только смутное предчувствие, которое заставило его развернуться и, махнув телохранителям, поехать за человеком в тоге с его сопровождающим. Телохранители поспешили за ним, и Эверард рискнул присоединиться.
Посыльный Гутлаф выехал из-за хижин на свежем пони с еще тремя запасными. Он спустился к реке и погрузился на ожидающий его паром.
Приблизившись к легату, Эверард смог хорошо разглядеть его. Судя по чертам довольно красивого, даже несмотря на перенесенные лишения, лица, по происхождению он был италийцем. Повинуясь приказу, он остановился и теперь с античным бесстрастием ожидал, как распорядится судьба.
– Я сам займусь этим делом, а то как бы чего не вышло, – произнес Берманд. Затем галлу на латинском: – Возвращайся к своим обязанностям. – И двум своим воинам: – Вы, Саферт и Гнаф, доставите этого человека жрице Вел-Эдх к бруктерам. Гутлаф только что отправился, чтобы предупредить ее, но это к лучшему. Вам придется ехать помедленнее, а то угробите римлянина: он и без того слаб.
Почти доброжелательно он обратился к пленнику на латинском:
– Тебя доставят к святой женщине. Думаю, к тебе хорошо отнесутся, если не будешь брыкаться.
С благоговейным страхом получившие приказ воины поспешили в свой бывший лагерь готовиться в дорогу.
В голове Эверарда зазвучал дрожащий голос Флорис:
– Это, должно быть, Муний Луперк. Ты, надо полагать, знаешь, что с ним случилось.
– Я знаю, что произойдет со всеми вокруг меня, – ответил патрульный, субвокализируя.
– И мы ничего не можем сделать?
– Нет. Эти события описаны в истории. Держись, Джейн.
– Ты мрачно выглядишь, Эверард, – произнес Берманд на германском наречии.
– Я устал, – ответил Эверард.
Знание этого языка (как и готского) вложили в него на всякий случай, когда он покидал двадцатый век. Язык напоминал тот, который он использовал в Британии четырьмя веками позже, когда потомки варваров с берегов Северного моря отправились ее завоевывать.
– Я тоже, – пробормотал Берманд.
На мгновение в нем проявилась необычная, внушающая симпатию мягкость.
– Мы оба долго были в пути. Надо отдохнуть, пока есть возможность.
– Я думаю, тебе пришлось тяжелее моего, – произнес Эверард.
– Ну, в одиночестве меньше хлопот. Да и земля цепляется к сапогам, если пропитана кровью.
От предчувствия удачи Эверарда охватила дрожь. Именно на это он надеялся, над этим упорно бился с тех пор, как прибыл сюда два дня тому назад. Во многих отношениях германцы вели себя как дети, капризные, простодушные. Больше, чем Юлий Классик, которому хотелось лишь продемонстрировать свои амбиции, Клавдий Цивилис – Берманд – жаждал общения с дружелюбным собеседником, возможности облегчить душу с тем, кому ничего от него не нужно.
Эверард связался с Флорис.
– Слушай внимательно, Джейн. И сразу передавай любые вопросы.
За время короткой, но интенсивной подготовки Эверард убедился, что она хорошо разбирается в людях. Вдвоем им легче будет понять, что происходит.
– Ладно, – нервно ответила она, – но лучше не упускать из виду и Классика.
– Ты с юных лет сражался на стороне Рима? – спросил Эверард на германском.
Берманд издал короткий смешок.
– Да уж, и не только сражался. Ходил в походы, учил рекрутов, строил дороги, торчал в бараках, дрался, пьянствовал и развратничал, проигрывался в пух и прах, умирал от болезней – в общем, терпел бесконечную дурь солдатской жизни.
– Я слышал, у тебя есть жена, дети, хозяйство.
Берманд кивнул.
– Не одни лишь тумаки да шишки валятся на головы солдат. А мне и моим сородичам везло больше других. Мы же королевского рода, как тебе известно. Рим хотел от нас, чтобы мы не только воевали, но держали в повиновении свой народ. Всех нас вскоре произвели в командиры и часто давали длительные отпуска, когда войска стояли в Нижней Германии. Собственно, пока не начались волнения, мы там по большей части и стояли. Дома частенько бывали, участвовали в народных собраниях, Рим нахваливали, ну и семьи, конечно, навещали. – Он сплюнул. – Только никакой благодарности!
Воспоминания хлынули потоком. Действия чиновников Нерона вызывали все возрастающий гнев налогоплательщиков, вспыхивали мятежи, сборщиков налогов и им подобных псов просто убивали. Цивилиса и его брата арестовали по обвинению в заговоре. Берманд сказал, что им оставалось только протестовать, хотя и в сильных выражениях. Брату отрубили голову. Цивилиса отправили закованным в цепи в Рим для дальнейшего расследования, несомненно пытали, и, скорее всего, его ждало распятие. Но после свержения Нерона обвинения сняли. Гальба [68] простил Цивилиса, в числе прочих жестов доброй воли, и отправил снова служить.
68
Гальба Сервий Суплиций – легат, участник заговора против Цезаря, император в 68–69 гг.