Патруль времени (сборник)
Шрифт:
Узнать начальника не составляло труда. Он ехал в авангарде, за его плечами развевался изодранный шелковый плащ. Он был гораздо выше своих воинов и еще суровее лицом; портрет довершали рыжеватая борода и почти римский нос. Ехавший около него проводник-индеец с открытым ртом жался позади, но нойон Тохтай остался на месте, не сводя с Эверарда спокойного хищного взгляда.
– Привет вам, – прокричал монгол, когда незнакомцы оказались поблизости. – Какой дух привел вас?
Он говорил на диалекте лутуами, будущем кламатском языке, но с неприятным акцентом.
В ответ Эверард пролаял на безупречном монгольском:
– Привет тебе, Тохтай, сын Бату. Да будет на то воля Тенгри [11] ,
Это был удачный ход. Эверард заметил, что монголы потянулись за амулетами и стали делать знаки от дурного глаза. Но человек, ехавший слева от Тохтая, быстро овладел собой.
– Ах вот оно что! – сказал он. – Значит, люди Запада уже добрались до этой страны? Мы не знали об этом.
Эверард взглянул на него. Ростом этот человек превосходил любого из монголов, а его лицо и руки выделялись своими изяществом и белизной. Одет он был как и все остальные, но не носил никакого оружия. Выглядел он старше нойона – ему можно было дать лет пятьдесят. Не сходя с лошади, Эверард поклонился и заговорил на северокитайском:
11
Тенгри, или «Великое Синее Небо», – дух неба, верховное божество у монголов.
– Достопочтенный Ли Тайцзун, как ни печально, что мне, недостойному, приходится противоречить вашей учености, но мы родом из великого царства, лежащего далеко на юге.
– До нас доходили слухи о нем, – сказал ученый, который так и не смог скрыть своего удивления. – Даже здесь, на Севере, можно услышать рассказы об этой богатой и чудесной стране. Мы ищем ее, чтобы передать вашему хану приветствие кагана Хубилая, сына Тули, сына Чингиса – весь свет припадает к его стопам.
– Мы знаем о великом хане, – ответил Эверард, – но мы знаем и о калифе, и о папе, и об императоре, а также о прочих нe столь могущественных владыках. – Он тщательно подбирал слова, чтобы, не оскорбляя правителя Катая открыто, тем не менее деликатно указать ему его истинное место. – О нас же, напротив, известно немногим, ибо наш государь ничего не ищет во внешнем мире и не хочет, чтобы другие искали что-либо в его царстве. Позвольте мне, недостойному, представиться. Имя мое Эверард, и, хотя мой облик может ввести вас в заблуждение, я вовсе не русич и не из земель Запада. Я принадлежу к стражам границы.
Пусть погадают, что это означает.
– Ты пришел без большого отряда, – вступил в разговор Тохтай.
– А он нам и не понадобился, – вкрадчиво ответил Эверард.
– И вы далеко от дома, – добавил Ли.
– Не дальше, чем были бы вы, досточтимые господа, в степях Киргизии.
Тохтай взялся за рукоять сабли. В его глазах застыло подозрение.
– Пойдемте, – сказал он. – Посол всегда желанный гость. Разобьем лагерь и выслушаем слово вашего царя.
3
Солнце уже низко стояло над западными вершинами, и их снежные шапки отливали тусклым серебром. Тени в долине удлинились, лес потемнел, но луг казался еще светлее. Первозданная тишина оттеняла каждый звук: торопливый говор горного потока, гулкие удары топора, пофыркивание лошадей, пасущихся в высокой траве. Пахло дымом.
Монголы были явно выбиты из колеи и появлением незнакомцев, и столь ранним привалом. Их лица оставались непроницаемыми, но они то и дело косились на Эверарда с Сандовалем и принимались шептать молитвы – в основном языческие, но слышались и буддийские, и мусульманские, и несторианские. Тем не менее это не мешало им с обычной сноровкой разбить лагерь, расставить сторожевые посты, осмотреть лошадей, приготовить ужин. И все же Эверарду показалось, что они ведут себя сдержанней обычного. Под гипнозом он усвоил, что монголы, как правило, люди веселые и разговорчивые.
Он сидел в шатре, скрестив ноги. Рядом с ним полукругом расположились Сандоваль, Тохтай и Ли. Пол устилали ковры, на жаровне стоял котелок с горячим чаем. В лагере это был единственный шатер – возможно, у монголов он был всего один и возили его с собой для таких торжественных событий, как сегодняшнее. Тохтай собственноручно налил кумыс в чашу и протянул ее Эверарду; тот шумно отхлебнул из нее (так требовал этикет) и передал чашу соседу. Ему доводилось пробовать напитки и похуже, чем перебродившее кобылье молоко, но он обрадовался, когда по окончании ритуала все стали пить чай.
Заговорил начальник монголов. В отличие от китайца-советника он не умел сдерживаться, и в его голосе непроизвольно прорывалось раздражение: что это за чужеземцы, которые посмели не пасть ниц перед слугой великого хана? Но слова оставались вежливыми:
– А теперь пусть наши гости расскажут о поручении своего царя. Не назовете ли вы нам сначала его имя?
– Его имя произносить нельзя, – ответил Эверард, – а о его царстве до вас дошли лишь смутные слухи. Ты можешь судить о его могуществе, нойон, по тому, что в такой дальний путь он отправил только нас двоих и что проделали этот путь мы без запасных лошадей.
Тохтай ухмыльнулся:
– Кони, на которых вы приехали, красивы, но еще неизвестно, как они побегут по степи. И долго вы добирались сюда?
– Меньше дня, нойон. Мы многое умеем.
Эверард полез в карман куртки и достал два небольших свертка в яркой упаковке.
– Наш господин повелел преподнести высокочтимым гостям из Катая эти знаки его расположения.
Пока разворачивались обертки, Сандоваль наклонился к Эверарду и шепнул по-английски:
– Понаблюдай за их реакцией, Мэнс. Мы сваляли дурака.
– Почему?
– Этим пестрым целлофаном и прочими штучками можно поразить варвара вроде Тохтая. Но взгляни на Ли. Его цивилизация уже создала искусство каллиграфии, когда предки Бонуита Теллера еще разрисовывали себя голубой краской. Теперь его мнение о нашем вкусе резко упало.
Эверард еле заметно пожал плечами.
– Что ж, он прав.
Их разговор не остался незамеченным. Тохтай взглянул на них с подозрением, но затем снова вернулся к своему подарку – электрическому фонарику; демонстрация его действия сопровождалась почтительными восклицаниями. Вначале нойон отнесся к дару с опаской и даже пробормотал заклинание, но, вспомнив, что монголу непозволительно бояться чего-либо, кроме грома, он овладел собой и вскоре радовался фонарику как ребенок. Патрульные посчитали, что лучшим подарком для такого ученого конфуцианца, как Ли, будет книга – альбом «Человеческий род», который мог произвести на него впечатление разнообразием содержания и незнакомой изобразительной техникой. Китаец рассыпался в благодарностях, но Эверард усомнился в искренности его восторгов. В Патруле быстро узнаёшь, что изощренное мастерство существует при любом уровне технического развития.
По обычаю были преподнесены ответные подарки: изящный китайский меч и связка шкурок калана. Прошло довольно много времени, прежде чем прерванный разговор возобновился. Сандоваль ловко перевел его на путешествие их хозяев.
– Раз вы так много знаете, – начал Тохтай, – то вам должно быть известно, что наше вторжение в Японию потерпело неудачу.
– Такова была воля Неба, – по-придворному учтиво сказал Ли.
– Бред сивой кобылы! – рявкнул Тохтай. – Такова была людская тупость, хочешь ты сказать. Мы были слишком малочисленны, слишком мало знали, а море было слишком бурным, да и забрались мы слишком далеко. Ну так что же? Когда-нибудь мы туда вернемся.