Паучий дар
Шрифт:
– То есть они пришли сюда по своей воле? – Келлен снова приник к окуляру.
– Да, – сказал доктор. – Время от времени такое случается. При появлении первых симптомов, когда люди понимают, что в их душе созревает проклятое яйцо, некоторые решают сопротивляться. Они приходят к нам, и мы помогаем им бороться с недугом.
Проклятие, которое еще не было наложено, часто называли проклятым яйцом. Конечно, оно не было ни яйцом, ни даже чем-то материальным, но тоже ждало подходящего момента, чтобы расколоться и обрушиться на кого-нибудь.
– И у них получается? – спросила Неттл. – От проклятого яйца можно
Она тоже смотрела на узников через окуляр, и ее спокойное лицо было до странности неподвижным. Порой мысли Неттл невозможно было прочесть. Представляла ли она, как все сложилось бы, проживи ее мачеха достаточно долго, чтобы попасть в руки властей? И тогда Неттл могла бы смотреть через глазок на закованную в кандалы женщину, которая наложила на нее проклятие?
– Мы не чудотворцы, – печально ответил доктор. – Но мы не даем им выпустить в мир нечто ужасное и спасаем от участи жить с этим до конца своих дней.
– То есть они останутся здесь до самой смерти, – ровным голосом сказала Неттл. – Будут читать книги. А что вы делаете с носителями проклятий, которые не пожелали сдаться добровольно? С теми, кого обнаружили и арестовали?
– С ними мы обращаемся с большей осторожностью, – ответил доктор и повел их дальше по коридору.
Здесь через глазки открывался вид на небольшие камеры. Их одинокие обитатели либо медленно передвигались с места на место, либо сидели сгорбившись. Полы покрывала мозаика, а стены – фрески, словно те, кто строил лечебницу, надеялись таким способом смягчить их души. Эти узники носили тяжелые кандалы и шлемы, которые нельзя было снять. В одной из камер плакала девушка.
– Я ничего плохого не сделала! – выла она. – Ничего, совсем ничего!
Келлену всегда становилось не по себе от мысли, что носители проклятия подлежали заключению, даже если еще не успели пустить его в ход. Но потенциальных проклинателей можно было вычислить, если знать, куда смотреть. У некоторых случались приступы неудержимого гнева, другие видели то, что больше никто не видел. Да, несправедливо заточать в лечебницу невинных людей, но что еще остается делать? Это ведь все равно что не снять стрелу с натянутой тетивы только потому, что она еще никому не навредила.
Девушка бросила взгляд на дверь, ее лицо исказилось от ярости. На мгновение Келлен почти ощутил запах ветра, дующего с болот Мари, и почувствовал, как неоформившиеся эмоции в душе узницы жадно ищут выхода. Потом она отвернулась и снова стала обычной плачущей девушкой. Келлен медленно задвинул заслонку. Неудивительно, что ее раскрыли.
– Может, пойдем уже? – спросил он чуть резче, чем намеревался. – Нам нужно увидеть тех, кто был арестован после того, как наложил проклятие. – С гулко бьющимся сердцем Келлен протянул доктору список из шестнадцати имен. – В особенности нас интересуют вот эти.
Оставшаяся часть лечебницы была отведена проклинателям, которых поймали после того, как они пустили в ход по меньшей мере одно проклятие.
– Люди из списка – они всё еще здесь? – спросил Келлен.
– О да, – удивленно ответил доктор. – Где же им еще быть?
– Но ведь заключенных иногда отпускают, не так ли? – заметила Неттл. – Если они отсидели свой срок и больше не представляют угрозы.
– Крайне редко, – сказал доктор Амнезий. – Самое сложное – убедиться в том, что они действительно не представляют угрозы. Вы же знаете, как бывает. Единожды проклявший, скорее всего, нашлет проклятие снова. Пропустив через себя столько ненависти, ощутив такую власть… невозможно остаться прежним. Это навсегда меняет душу. Такие люди очень часто становятся носителями второго проклятия, затем третьего, четвертого и так далее.
– Но в стенах лечебницы этого не может произойти, верно? – Келлен подумал о проклинателях, которых помог поймать; перед его мысленным взором замелькали их перекошенные злобой лица.
– Нет-нет, – заверил его доктор. – Такое количество железа надежно отпугивает Младших братьев. Но из-за этого мы не можем гарантировать, что наши пациенты не возьмутся за старое после того, как покинут лечебницу. В редких случаях, если пациент в течение минимум пяти лет ведет себя примерно, мы на свой страх и риск отправляем его в другую тюрьму на испытательный срок, чтобы проверить, не зародится ли в его душе еще одно проклятое яйцо. Если по прошествии года этого не происходит, пациента освобождают. Но ни один человек из вашего списка не пробыл здесь достаточно долго, чтобы мы рискнули его куда-то перевести.
– А как часто пациенты проваливают испытание? – спросил Келлен. – Как часто они снова становятся проклинателями?
– Почти всегда, – ответил доктор голосом, полным усталости и сожаления. – Почти все они возвращаются к нам.
Келлен покрылся мурашками, а доктор все водил его от двери к двери, от камеры к камере, и Келлен вглядывался в знакомые лица. Одни заключенные находились под действием успокоительного: они слепо таращились в пространство покрасневшими глазами. Другие, казалось, были целиком поглощены чтением, раскладыванием карт или раскрашиванием вырезанных вручную фигурок. Третьи держались угрюмо и замкнуто, на вытянутых лицах – печать скуки или недовольства. Все без исключения были неопрятными и бледными от недостатка солнца, но в остальном выглядели совершенно обычно.
– Видите, в чем проблема? – спросил доктор. – Большую часть времени они ведут себя спокойно, разумно и нормально. Но стоит им сбросить маску…
– Я знаю, что ты здесь! – закричала женщина по имени Маргласс, едва Келлен заглянул в ее камеру. Ненависть черным ветром хлынула из ее глаз. Лицо исказилось и заходило ходуном, словно под кожей у нее ворошились крысы.
Келлен в ужасе отпрянул, на миг почти поверив, что она может его увидеть.
– А их когда-нибудь выпускают? – спросила Неттл. – У них бывают посетители? Им можно писать письма или как-то иначе связываться с внешним миром?
– Из камер их не выпускают: это слишком опасно, – ответил доктор. – И, боюсь, никто их не навещает, даже семья. Мы читаем все письма, которые получают наши пациенты, но обычно это послания от нотариусов. Бумаги о разводе, об опеке над детьми, о передаче дел членам семьи… – Он вздохнул.
– Значит… если бы кто-нибудь писал вашему пациенту, призывая его кому-то отомстить?.. – робко спросил Келлен.
– О, мы бы никогда не передали подобное письмо! – потрясенно посмотрел на него доктор Амнезий. – А вот и последняя из вашего списка. Дженди Пин.