Паук раскинул сеть
Шрифт:
– И вечером ты ночуешь у меня, - вновь погрузившись в работу, заметил Брагоньер.
– Зачем?
– Кухарку жалко: она так старается, а я мало ем, ты знаешь. И до Управления от моего дома гораздо ближе. Мне нужно передать дела, подчистить 'хвосты', подписать кучу бумаг... Но тебе это неинтересно, иди.
Эллине не нужно было повторять дважды. Она убрала кошелёк, попрощалась и скрылась за дверью.
Гоэта опасалась, Брагоньер передумает, в последний момент оставит записку, что они никуда не едут. Так бы, наверное, и вышло, если бы не письмо. Его принесли с утренней почтой, когда Эллина завтракала.
Белый конверт с тиснением и гербовой печатью наводил на мысли, что письмо адресовано не Главному следователю, а баронету ли Брагоньеру. Эллина побоялась вскрыть его и оставила лежать на подносе.
За ужином выяснилось: это приглашение на Летний бал. И не просто приглашение, а подписанное королём. Соэр гадал, зачем его величеству потребовалось заниматься подобными мелочами, и предположил, что король желал дать какое-то личное поручение. Это настораживало: обычно монарх передавал просьбы через секретаря или Тайное управление. Сольман, друг Брагоньера, возглавлявший это ведомство, частенько служил посредником между соэром и его величеством Донавелом. Магическая связь позволяла беседовать, не покидая кресел кабинетов и не опасаясь быть подслушанными.
Эллина обрадовалась, а Брагоньер нахмурился.
– Послезавтра уезжаем, - сухо сообщил он и налил себе коньяка.
– Если сказано приехать десятого, нужно приехать десятого. С платьем что?
– Надену одно из старых, - пожала плечами гоэта.
– Ты собираешься меня опозорить?
– Так его в столице никто не видел, - оправдывалась Эллина.
– Или в высшем свете принято каждый раз выкидывать огромные деньги на тряпки?
– Сколько раз повторять: от облика женщины зависит уважение к мужчине, - назидательно заметил Брагоньер, грея бокал с коньяком в ладонях.
– Ты будешь первой красавицей, и это не обсуждается.
– Буду, - с готовностью согласилась гоэта.
– Надену бриллианты. Те самые, которые в банке храню. Страшно, они дороже меня, но красота требует жертв.
Соэр довольно кивнул, сделал глоток и расслабился. Эллина же непроизвольно подметила: Брагоньер сильно нервничает, и тоже забеспокоилась. Своими тревогами Брагоньер, разумеется, не поделился, утром тоже поговорить не удалось, а вечером соэр снова излучал ледяное спокойствие.
Ради путешествия заложили экипаж. Гоэта и не знала, что у соэра таковой имеется. Она привыкла видеть Брагоньера в седле, сама тоже передвигалась по стране верхом, а теперь оба ехали с комфортом.
Рессорный экипаж полнился коробками. Все они принадлежали Эллине. Она взяла всё, что накупила, но не носила в обыденной жизни. Теперь же предстояло соответствовать любовнику и изображать блистательную даму. Но эту роль гоэта собиралась играть только в Калеоте. В дорогу она оделась скромно: в одну из юбок и блузок, мотивировав свой выбор удобством. Брагоньер, вопреки опасениям, возражать не стал, даже не нанял служанку. Знал, гоэта не воспользуется её услугами в пути.
И вот Эллина сидела в гостинице и ждала, когда вернётся соэр. Ждать, как показывала практика, иногда приходилось долго: Брагоньер
Чтобы скоротать время, Эллина решила помыться. Брагоньер снял самый лучший номер, двухкомнатный, с видом на Ратушу, и обслуга по первому требованию наполнила ванну.
Гоэта нежилась в пене, когда услышала, как хлопнула дверь. Решив не мешать соэру, Эллина спокойно домылась, промокнула волосы, накинула рубашку и прошла в спальню. Не удержавшись, заглянула в совмещённую с кабинетом гостиную. Брагоньер что-то читал. Выражения лица гоэта не видела: соэр сидел к ней спиной.
Мокрые волосы холодили спину и слегка завились от влаги. Эллина украдкой отжала их и поправила, чтобы не падали в глаза. Её терзало любопытство: чем же так занят Брагоньер, раз даже не поинтересовался, где она?
Гоэта протопала босыми ногами по полу, подошла к соэру и шепнула:
– Можно посмотреть?
– Нет, - Брагоньер тут же закрыл проштампованные печатью Следственного управления листы рукой, не дав прочитать ни строчки. Он слышал шаги, знал, что в номере никого, кроме Эллины, нет, поэтому не удивился и не испугался.
– Я постараюсь управиться за полчаса. После поужинаем.
– Я уже поужинала, не торопись. Только ляг, пожалуйста, пораньше, а то твоя мать решит, будто это из-за меня.
– То есть?
Брагоньер обернулся. Второй вопрос замер на языке. Соэр медленно скользил взглядом по телу Эллины, от распущенных волос до кончиков пальцев, и неизменно останавливался на бёдрах, едва прикрытых рубашкой. Она неожиданно заставила позабыть о донесениях по делу некроманта и задуматься совсем о другом.
– Что-то не так?
– Эллина смутилась и заёрзала, одёргивая полы.
– Это из-за рубашки? Неприлично, да? Вдруг войдёт прислуга и всякое такое... Просто ничего другого под рукой не было... Если хочешь, я сниму.
Взгляд Брагоньера снова обратился к бумагам, но строчки прыгали, а соэра тянуло обернуться к необыкновенно притягательной гоэте. Хотелось скользнуть руками под рубашку и... Воображение живо дорисовало то, что он там найдёт. Соэр отогнал вредные мысли и попытался сосредоточиться. Вышло ровно на минуту, по истечении которой Брагоньер сдался и обернулся, продолжив раздевать Эллину взглядом.
– Снимешь, конечно, но не сейчас. Просто не ожидал такого. Необычно и, признаться, сильно мешает работать. Даже подумываю: а не отложить ли на завтра?
Эллина удивлённо подняла брови и внимательно осмотрела Брагоньера, даже пощупала ему лоб. На резонный вопрос, чем вызвано столь странное поведение, гоэта уклончиво ответила:
– Ты ничего не пил? Коньяку больше обычного, эликсиры, порошки?
Брагоньер нахмурился и потребовал пояснить. Эллина промолчала и направилась в спальню.
– Эллина Тэр, что я пил и как это связано с твоим странным поведением?
– остановил её окрик соэра.
Тот встал и решительно направился с ней с намерениями, далёкими от любовных утех.