Паук в янтаре
Шрифт:
А вот теплая улыбка на родных губах. Объятия. Мама — всегда самая прекрасная, всегда самая добрая. Отец — пусть он и хмурится, но в глубине души Доминико точно знает: ему простят и разбитые колени, и порванную куртку, и рассеченную бровь. Он прав — он вступился за младшего брата.
Ему всегда хотелось защищать. Маму, братьев, Ниаретт, весь мир. Темный огонь в его крови разгорался особенно ярко, когда что-то было не так — неправильно, ложно. Доминико всегда был защитником — он родился им.
Воспоминания проносились мимо, ускоряя ход, и я касалась
Хотелось стать частью его жизни.
И вот она — нить, казавшаяся крепче, ярче других. Момент, пропитанный множеством противоречивых эмоций, отправная точка того, что преобразило мальчика в мужчину.
Маскарад. Кружащиеся в танце пары. Золотистые блики свечей на вычурных фамильных драгоценностях и кристаллах, украшающих камзолы и платья разодетых гостей.
Веньятта. Холодный город лжецов в дорогих одеждах. Город, где среди пустоты светских разговоров и фальшивых улыбок, среди неприязни и откровенной ненависти, он вдруг увидел ее.
И она изменила его жизнь.
Она показалась ему сотканной из света — ослепительно прекрасная в бело-золотом платье, расшитом сияющими кристаллами, окруженная физически осязаемым облаком чистейшей бело-серебряной силы. Он моргнул, зажмурился, но она осталась в его голове, будто выжженная под веками — желанная и недосягаемая.
— Янитта Астерио… не для тебя, — произнес кто-то. Он отбросил эти слова, отмел, как что-то совершенно несущественное перед лицом вечности, рваными штрихами выстраивающейся в его фантазии.
Он потянулся к ней энергией — черными нитями горячей южной силы к сияющему серебристому кокону, оплетающему ее. Он не должен был — он знал это — но противостоять зову магии было невозможно. Всего одно прикосновение — секунда на обладание мечтой — чтобы убедиться, что она именно такая, как о ней говорили. Холодная, бесчувственная — совершенная наследница Астерио.
Но ее сила откликнулась. Серебристые нити потянулись навстречу черными, переплетаясь причудливой спиралью, и на ее лице на мгновение мелькнули удивление, растерянность… и интерес.
Она тоже это почувствовала.
По его телу волной прокатился жар, в ушах зашумело. Это было лучше любой фантазии — реальнее и намного глубже. Чувственнее.
Она стояла на возвышении рядом с распорядителем и хозяином бала, прямая, как натянутая струна, высокая и тонкая настолько, что ее талию можно было легко обхватить двумя ладонями. Волосы цвета золотого песка, светлая, словно бы никогда не знавшая солнца кожа, нежные бледно-розовые губы, чей изгиб так манил… С непередаваемой грацией и изяществом она чуть наклонилась, оправляя подол платья, и атласная лента на мгновение мелькнула под белоснежным подолом, заставляя мысли бежать вверх, вверх по оплетающему ножку кружеву до самого колена, и выше, выше…
Кровь бешено стучала в ушах.
На краткое мгновение их взгляды встретились. Она искала его — полубессознательно, не совсем еще понимая, кого и зачем хочет найти — и он ощутил это так же легко и остро, как, по рассказам отца, тот чувствовал энергию женщины, предназначенной ему самой магией… его супруги, матери его детей.
Тогда он решился — окончательно и бесповоротно.
Завоевать ее, должно быть, непросто… Нужно, нужно…
Водоворот мыслей, образов, вариаций возможного будущего настолько захватил его, что он упустил момент, когда она исчезла. Темная энергия беспокойно бурлила внутри, рвалась куда-то, и он не стал противиться ее силе. Он пошел на зов, неслышимый в реальности, но оглушительно громкий в его голове, и тот привел его в безлюдный коридор в темном боковом крыле дворца. Жуткое предчувствие сдавило грудь, отозвалось в кончиках пальцев, до предела обостряя все чувства. Он был уверен: что-то должно было произойти.
Он должен был этому помешать.
— Помогите! Помогите, пожалуйста, кто-нибудь! — крик, полный отчаяния, доказательство его провала, разрезал зловещую тишину.
Он не успел…
Вспышка бело-серебристой энергии, грохот распахнувшейся двери — и в следующий миг на отвороте его камзола сомкнулись окровавленные пальцы.
Ее пальцы.
Первым, что он увидел, была кровь. Бурые пятна на кружевах, на кристаллах, впитавших магический выплеск и сияющих сейчас болезненно ярко, на бледной коже. Огромные, бездонно-голубые глаза, широко распахнутые, с черными точками зрачков, смотрели на него с невысказанной безумной мольбой. И упреком.
Он не успел…
Ее руки безвольно соскользнули, и он с трудом успел задержать ее пальцы в своей ладони.
— Помогите, — беззвучно шепнули дрожащие губы. — Я не виновата, пожалуйста, я не виновата…
Хрупкое тело рванулось из его объятий с неожиданной силой. Он не удержал — испугался причинить ей боль — и вот она уже скрылась за поворотом темного коридора. Каждый шаг приближал ее к неминуемой катастрофе: там, в зале, полном гостей, никто не поймет появления растрепанной, полубезумной наследницы древнего рода Астерио, кричащей, захлебываясь слезами, что она только что убила человека.
Сейчас Доминико знал это точно… а тогда лишь предчувствовал. Он дернулся вслед за ней, полностью поглощенный желанием предотвратить хотя бы эту ошибку, и прикосновение чьей-то руки к плечу застало его врасплох.
— Забудь о том, что видел, малыш Доминико, — раздался равнодушный голос. — Такие, как она, заслуживают наказания. Надменная холодная гордячка вообразила, что остальные ниже ее. Она преступница, достойная лишь презрения и ненависти.
Пальцы, холодные даже сквозь рубашку и шелк камзола, скользнули к обнаженной шее. Ментальный приказ острыми иглами толкнулся в разум…