Паутина любви
Шрифт:
Для матери все это выглядело не столь забавно. Она была воспитана в строгости и переживала случившееся. Когда жена отца умерла, мать решила, что он женится на ней. На это он не пошел, тем не менее, мы переехали в Трегарленд. Я знаю, мать считала, что это лишь первый шаг… в нужном направлении, что ей еще предстоит стать хозяйкой этого дома, хотя перед смертью жена моего отца дала жизнь Дермоту.
Я помню день, когда мать сообщила мне о том, что отныне мы будем жить в богатом доме. Последовала какая-то история о том, будто она — дальняя родственница Трегарлендов, попавшая в стеснительные материальные обстоятельства
Такова была роль, которую выбрал для меня мой отец. Мать это бесило. Я был ее сыном и старшим сыном своего отца! Я сумел сделать имение процветающим, Дермоту это ни за что не удалось бы… однако хозяином предстояло стать именно ему, поскольку я был незаконнорожденным. Отец мог бы жениться на матери, но не сделал этого. Не знаю, чем объяснить его упорство: он любил ее. Возможно, ему нравилось держать ее в напряжении, следить, как она будет реагировать… как мы оба будем реагировать? Он к тому же заботился о семейной чести. Возможно, он считал дурным тоном женитьбу на бывшей горничной? Поймите меня, пожалуйста! Мать жила здесь долгие годы, ее надежды то оживали, то вновь умирали! Как я сказал, идея приняла навязчивый характер. Возможно, если бы она обсуждала ее, не пыталась скрывать, это помогло бы, но она все держала внутри. Только я знал глубину ее страданий… это подавленное раздражение… Она могла страстно обсуждать мои права… но только со мной. С некоторого времени я стал опасаться за ее разум…
— Но вы не считали ее способной… к убийству? — спросила я.
Гордон заколебался:
— В последнее, время… я побаивался этого…
— А что произошло с первой миссис Трегарленд?
— Об этом я ничего не знаю! Она отправилась купаться, что было неразумно в ее положении…
— А Дермот?
Он вновь заколебался:
— Я… я не говорил с ней об этом! Думаю, мне предпочтительно верить в то, что его смерть была самоубийством. Он был очень подавлен и полагал, что больше никогда не сможет передвигаться самостоятельно, так что причина лишить себя жизни у него была…
Нянюшка слушала нас, затаив дыхание.
— Что теперь будет? — настаивала я.
— Не знаю, — беспомощно вздохнул Гордон. — Придется подождать. Первым делом утром я вызову врача…
— Вам придется рассказать ему о случившемся?
— Да… думаю, придется рассказать ему все.
— А что, по-вашему, будет с ней?
— Эту болезнь лечат. Я слышал, в последнее время добились значительного прогресса. Думаю, ей совершенно необходима помощь психиатра. — Значит, будем ждать утра. Я сочувствую вам, Гордон!
Он печально улыбнулся мне:
— Что-то должно было произойти, я был до некоторой степени готов к этому, понимал, что каким-то образом мать сорвется. После случившегося ей необходимо лечение!
Часы в комнате пробили два. Нянюшка Крэбтри сказала:
— Думаю, нам стоит поспать! Мисс Виолетта ляжет здесь, а. вы… — она взглянула на Гордона так, будто он был одним из ее детишек — …вам тоже следует укладываться. С утра будет много дел.
Он жалобно улыбнулся нам, но в этой улыбке ощущалась и доля благодарности.
— Я понимаю, что вы обе сделаете все, чтобы помочь мне.
Сказав это, он вышел. Няня заметила:
— Бедняга, сегодня ночью он мне понравился: ничего не скажешь, мать свою любит! Мужчина, который любит мать, не может быть до конца плохим! Теперь, я думаю, мы выпьем по чашечке чаю и поглядим, удастся ли вздремнуть. Я ведь не зря сказала, что завтра будет полно дел. Вернее, уже сегодня…
Я сидела и размышляла. Торопиться было ни к чему: ясно, что никому из нас уснуть не удастся.
Мы еще раз взглянули на Тристана… Медвежонок выскользнул из его ладошки, но ребенок улыбался во сне.
Следующие два дня царил настоящий хаос. Матильду осмотрели два врача. В первое утро она проснулась в помраченном состоянии. Гордон сидел возле ее постели всю ночь, чтобы оказаться рядом, когда она проснется. Матильда едва помнила происшедшее с ней накануне. Она рыдала и была в состоянии умственного расстройства.
Первым явился семейный доктор. Он заявил, что больная нуждается в непрерывном наблюдении. Тут же он вызвал другого врача, что было, видимо, необходимо в таких случаях. К концу второго дня Матильду увезли. Пришлось дать ей успокоительного, поскольку вела она себя агрессивно. Гордон был всерьез опечален, и ябыла тронута, поскольку за утешением он обратился ко мне.
Доверившись мне, он рассказал, что его давно беспокоило состояние матери. Он пытался внушить ей, что давно смирился с существующим положением, поскольку было маловероятно, что он унаследует имение. Он любил Трегарленд и действительно занимался всеми его делами. Тристану еще не скоро предстояло вступить в права владения, и Гордон собирался обучать мальчика, передавая ему все, что знал сам. Его это вполне удовлетворяло, зато не удовлетворяло его мать. Она желала видеть его признанным Трегарлендом, хозяином имения.
— Навязчивая идея, — говорил он, — способна погубить жизнь… как и случилось с ней…
— Вы сможете видеться с матерью…
— Да, она будет в Бодмине. Я стану посещать ее, по крайней мере, раз в неделю. Возможно, ей сумеют как-то помочь. В наши дни существует множество способов лечения…
— Я искренне надеюсь на это, Гордон.
— Я буду вечно благодарен вам, — ответил он. — Ведь если бы не вы, она могла бы стать убийцей, после этого ее положение было бы безнадежным.
Я в этом момент подумала про Аннетту. Мне не верилось в то, что тогда она попала в море по собственному желанию.
Интересно, не было ли уже на совести Матильды, по крайней мере, одного убийства и не это ли окончательно свело ее с ума?
Джеймс Трегарленд был крайне расстроен случившимся. Он не выходил из своей комнаты с момента, когда забрали Матильду. Позже он прислал одного из слуг и попросил меня зайти к нему для разговора. Я тут же отправилась к нему… и увидела другого человека. Он выглядел очень постаревшим, разбитым.