Паутина
Шрифт:
Тот, казалось, начал слушать ее всерьез, понимая, что подруга говорит дело. Радуясь этому, Милославская продолжила более уверенно:
– Граната попала в дверной косяк, – гадалка присела и указала Семену Семенычу на маленькую вмятину в дверной коробке: – Вот. Видишь это?
Тот хмуро кивнул.
– Граната по этой причине отскочила обратно! – довольная своими доводами, заключила Яна.
– И что же? – всерьез заинтересовавшись аргументами подруги, спросил Руденко.
– Мужчина схватил ее снова, но бросить второй раз, как видишь, не успел! Он
– Логи-ично… – протянул Три Семерки, покачивая головой. – Ну, Яна Борисовна, голова у тебя, как компьютер! Полностью согласен, полностью согласен, – пробормотал он, еще раз осматривая все то, на что указывала ему гадалка.
За дверью уже давно слышались громкие голоса поднятых на ноги соседей. Но приятелям было не до них. Вдруг настойчиво заголосил звонок.
– Кто там еще? – озлобленно пробормотал Семен Семеныч и направился к двери.
– А, ты, – облегченно произнес он, увидев за порогом водителя Саню.
– Что? – вопросительно воскликнул тот, испуганно вытаращив глаза. – Там стекла летели, осветилось все, бабы орут, – затараторил он, но Три Семерки перебил его.
– Все нормально, Саня, – устало произнес он, – иди в машину.
Только перепуганный водитель покинул квартиру, как в дверь снова позвонили. Из окна Семен Семеныч увидел знакомый милицейский транспорт. И он, и гадалка оба кинулись к двери. Яна быстрее Руденко зацепилась за дверную ручку и, немного нагнув ее вниз, потянула дверь на себя.
За порогом стоял старший уполномоченный, Ухов Михаил Владимирович, как он секундой позже представился. Из-за его спины выглядывало несколько любопытных соседских лиц.
– Ты что, один, – обратился Три Семерки к коллеге.
– Нет, ребята сейчас поднимутся, – ответил тот и перешагнул порог.
Он коротко поприветствовал гадалку, с которой был уже знаком, и серьезно спросил:
– Ну, что тут вас?
Милославская и Руденко как-то одновременно кивнули на злосчастную комнату. Реакция опера на увиденное была вполне предсказуемой, даже работая в милиции, к такому зрелищу привыкнуть весьма трудно.
Ухов присел на табурет и, закинув ногу на ногу, закурил.
– Вот так едрена мать! – покачивая головой, – протянул он.
В следующий миг в дверь снова позвонили. Пришли другие опера. в подъезде к тому времени столпилось еще больше любопытствующих.
– Товарищи, разойдитесь, все в порядке, – стараясь выглядеть убедительно, сказал всем Ухов.
– Какой в порядке! – накинулась на него пожилая дама в бигуди и длинной ситцевой ночной рубашке, – у меня стекла повылетали!
Ухов не осмелился испытать на себе всплески ее дальнейших эмоций и захлопнул дверь прямо перед носом женщины.
Вновь прибывшие тоже ахнули при виде окровавленного трупа.
Один, самый молодой, кинулся к туалету: затошнило.
– Какие соображения? – сурово спросил Ухов Руденко.
Но Милославская не дала ему и рта раскрыть. Она махом выпалила все то, чем еще недавно поделилась с приятелем. Опера, переглянувшись, одобрительно закивали головами и по приказу Ухова начали тщательный осмотр комнаты. Как обычно, были соблюдены все формальности, каждый сотрудник делал свое дело. После осмотра опера выразили еще большую уверенность в солидарности с гадалкой. Наступило время приглашения понятых.
Руденко подошел к двери; наклонив голову, прислушался к шумному гомону за ней и, в конце концов открыв ее, вгляделся в обескураженные лица собравшихся. Затем, почти мгновенно отыскав среди них внушающие большее доверие, произнес:
– Господа, пройдите, будете понятыми.
Была смелость в лицах выбранных мужчины и женщины, вероятно, супругов, вдруг сразу улетучилась. Они переглянулись. Семен Семеныч повторил свои слова. Пара несмело перешагнула порог квартиры.
Дабы не шокировать несчастных так сразу, опера решили сначала допросить их, что поручили Руденко, которого в бок подталкивала гадалка и который потому сам на это дело и вызвался. Ему, конечно, было понятно, что тайным двигателем допроса станет Яна Борисовна, однако Три Семерки сделал важный вид и пригласил понятых пройти на кухню, где в тот момент никого из оперов не было и где можно было относительно спокойно вести беседу.
– Пискунова Анастасия Викторовна, – нерешительно произнесла женщина, когда Яна попросила ее представиться.
– Сергей Николаевич Пискунов, – следовал ей мужчина, когда Милославская на него подняла глаза.
– Что вы можете сказать о личности мужчины, находившегося в этой квартире? – продолжала гадалка, а Семен Семеныч записывал.
– Но нас, кажется приглашали быть понятыми, – недовольно заметил Пискунов.
– Кажется, да, – ядовито ответил Руденко, – но по правилам вы должны сначала ответить на вопросы.
Лжесвидетельство карается законом, напоминаю. И если вы что-то знаете, но скроете…
Похоже, сказанное Семеном Семенычем подействовало.
– Мужчины? – сразу удивленно переспросила Анастасия Викторовна и посмотрела на своего мужа. Тут же, придя к кое-каким соображениям, она протянула: – А-а-а, так это, наверное, хозяин кварти-иры… А что произошло? С ним что-нибудь случилось?
– Хозяин квартиры? – изумилась гадалка, не отвечая на вопрос понятой.
– Что-о? – удивленно воскликнул Три Семерки.
– Да, наверное, он, – ответил, переменившись, Пискунов, – тут из мужчин, по-моему, только он появлялся. Высокий такой, чернявенький?
Милославская ничего не могла ответить насчет примет покойника, поскольку в ее сознании запечатлелось только большое красное пятно, поэтому она поспешила задать следующий вопрос:
– А как же девушка? Девушка разве тут не проживала? Щербатова Елена Николаевна?
– Девушка? Елена? – оживилась Пискунова. – Так это сожительница его, поди.
– Стоп! Стоп! Стоп! – вступил в разговор Три Семерки. – Давайте все по порядку, а? Я вас спрашиваю – что вы можете сказать о личности хозяина квартиры. Пожалуйста, отвечайте, соблюдая логическую последовательность. От и до, все по порядку. Иначе в протоколе потом никто не разберется!