Пауза
Шрифт:
Боже, какая организация! Сопротивляться бессмысленно. Он потерял сознание.
Он идет по тропе к небольшому двухэтажному дому с кирпичным фасадом, в котором живет с Мерседес. Как он выбрался из машины, не помнит.
Он обернулся. Никакого такси не видно. Автоматически он нащупал кошелек и ключи. Все на месте. Ничего не тронуто.
Мерседес ждала его у входа. Она не удивилась его возвращению. Он быстро взглянул на часы. Почти час до обычного времени его возвращения.
Он сказал:
— Мерси, надо убираться отсюда и…
Она хрипло ответила:
— Я все знаю, Алекс. Входи.
Она
Но он видел, что она сдерживает возбуждение.
Он спросил:
— Тебе звонил Эверард? Или Дамелли?
Она ответила:
— У нас гость.
Он подумал:
— Они до нее добрались.
Надо увести ее. Они убегут, попытаются скрыться. Но смогут ли? Гость будет стоять в тени у двери. Это зловещий человек, представил себе Джоханнисон, с низким грубым голосом и иностранным акцентом, рука у него в кармане пиджака, и бугор больше кулака.
Он осторожно вошел.
— В гостиной, — сказала Мерседес. По ее лицу скользнула улыбка. — Я думаю, все в порядке.
Гость стоял. У него какая-то нереальная, слишком совершенная внешность. Лицо и тело безупречны и тщательно лишены всякой индивидуальности. Он мог сойти с рекламного плаката.
Голос как у профессионального диктора. Ни малейшего акцента.
Он сказал:
— Было довольно трудно доставить вас домой, доктор Джоханнисон.
Джоханнисон ответил:
— Кто бы вы ни были, чего бы вам ни нужно, я с вами не имею дела.
Мерседес вмешалась:
— Нет, Алекс, ты не понимаешь. Мы уже разговаривали. Он сказал, что вся радиоактивность прекращена.
— Да, верно, и я хотел бы, чтобы этот манекен объяснил мне, как это сделано. Послушайте, вы американец?
— Ты все еще не понимаешь, Алекс, — сказала его жена. — Она прекратилась по всей Земле. И этот человек не с Земли. Не смотри на меня так, Алекс. Это правда. Я знаю, что это правда. Посмотри на него.
Гость улыбнулся. Улыбка его была совершенна. Он сказал:
— Тело, в котором я появился, тщательно изготовлено в соответствии со спецификациями, но это только материя. И находится под полным контролем. Он протянул руку, и кожа исчезла. Обнажились мышцы, сухожилия, кровеносные сосуды. Стены сосудов исчезли, и кровь текла без всякой поддержки. Все исчезло, и появилась гладкая серая кость. Потом и она исчезла.
Потом все появилось снова.
Джоханнисон прошептал:
— Гипноз!
— Вовсе нет, — спокойно ответил гость.
— Откуда вы? — спросил Джоханнисон.
— Трудно объяснить. И разве это важно?
— Мне нужно понять, что происходит! — воскликнул Джоханнисон. — Разве вы не понимаете?
— Да. Понимаю. Поэтому я и здесь. В данный момент я разговариваю более чем с сотней людей на вашей планете. В разных обличьях, конечно, потому что у разных частей вашего населения разные стандарты, касающиеся внешности.
У Джоханнисона появилась беглая мысль, а не сошел ли он все-таки с ума. Он сказал:
— Вы с… с Марса? Или еще откуда? Вы нас захватываете? Это война?
— Видите ли, — ответил гость, — именно такое отношение мы и хотим исправить. Люди больны, доктор Джоханнисон, очень больны. Уже десятки тысяч ваших лет мы знаем, что ваш вид обладает большими возможностями. И для нас было большим разочарованием, что ваше развитие пошло патологическим путем. Определенно патологическим! — Он покачал головой.
Мерседес прервала:
— Он сказал мне перед твоим приходом, что они пытаются нас вылечить.
— Кто их просил? — прошептал Джоханнисон.
Гость только улыбнулся. Он сказал:
— Мне эта работа поручена очень давно, но с такими болезнями всегда трудно бороться. Прежде всего, возникают трудности при коммуникации.
— Но мы способны к коммуникации, — упрямо сказал Джоханнисон.
— Да. До некоторой степени. Я использую ваши концепции, вашу кодовую систему. Она очень неадекватна. И я не могу объяснить подлинную природу болезни вашего вида. Приблизительно ее можно определить как болезнь духа.
— Хм.
— Это разновидность социальной болезни, с которой очень трудно справиться. Я долго колебался, прежде чем применить прямое средство. Было бы печально, если бы случайно такая потенциально одаренная раса, как ваша, погибла бы безвозвратно. В течение нескольких тысячелетий я пытался действовать непрямо, через отдельные индивидуальности. В каждом поколении рождаются люди с естественным иммунитетом к этой болезни. Философы, моралисты, военные, политики. Все те, кто верил во всемирное братство. И те, кто…
— Ну, хорошо. Вы потерпели неудачу. Пока оставим на этом. Не расскажете ли мне о своем народе, не о моем?
— Что я могу рассказать так, чтобы вы поняли?
— Откуда вы? Начните с этого.
— У вас нет соответствующей концепции. Я не со двора.
— С какого двора.
— Я имею в виду вселенную. Я из-за вселенной.
Снова вмешалась Маргарет, наклонившись вперед.
— Алекс, ты не понимаешь, что он имеет в виду? Предположим, ты будешь разговаривать с туземцами Новой Гвинеи по телевизору. С такими туземцами, которые никого, кроме своего племени, не видели. Можешь ли ты объяснить им, как работает телевидение или как ты можешь одновременно обращаться ко многим людям? Можешь объяснить, что это на самом деле не ты, а просто иллюзия, которая может исчезнуть и снова появиться? Ты даже не сможешь объяснить им, откуда появился, потому что для них их остров — вся вселенная.
— Значит, мы для него дикари. Так? — спросил Джоханнисон.
Гость ответил:
— Ваша жена говорит метафорически. Позвольте мне закончить. Я больше не могу направлять ваше общество на самоизлечение. Болезнь зашла слишком далеко. Я собираюсь изменить темперамент расы.
— Каким образом?
— У вас нет ни слов, ни концепций для объяснения этого. Вы видите, что наш контроль над материей совершенен. Остановить радиоактивность очень просто. Чуть труднее предусмотреть, чтобы все, включая книги, соответствовало миру с отсутствующей радиоактивностью. Еще труднее — и для этого потребовалось гораздо больше времени — стереть все мысли о радиоактивности из памяти людей. Сейчас уран на Земле не существует. И никто никогда о нем не слышал.