Шрифт:
Порошок находился в тонкостенной прозрачной капсуле. Капсула, в свою очередь, была завернута в двойную изолирующую пленку. В этой пленке с интервалом в шесть дюймов укреплены были и другие капсулы.
Полоска двигалась. Каждая капсула застывала в металлическом зажиме прямо напротив слюдяного окошка. На табло радиационного счетчика появлялось число, оно регистрировалось на бумажном цилиндре. Капсула передвинулась; ее место заняла следующая.
В 1-45 отпечаталось 308. Минуту спустя 256. Минуту спустя 391. Еще минуту спустя 477. Минуту спустя 202. Еще
Вскоре после двух Александр Джоханнисон проходил мимо счетчика, краем глаза поглядывая на ряды чисел. Пройдя два шага, он остановился и вернулся.
Промотал бумажный цилиндр назад, вернул в прежнее положение и сказал:
— С ума сойти!
Он сказал это с яростью. Высокий, худой, с большими руками, песочного цвета волосами, светлыми бровями, он в тот момент выглядел усталым и недоумевающим.
Джин Дамелли двигался с обычной легкой небрежностью, которую вносил во все свои действия. Он смуглый, волосатый и низкорослый. Нос у него когда-то был сломан, и от этого Джин совсем не походил на физика-атомщика.
Дамелли сказал:
— Мой проклятый Гейгер не работает, и мне совсем не хочется проверять его. Есть сигарета?
Джоханнисон протянул пачку.
— А другие счетчики в здании?
— Я не пробовал, но, наверное, они в порядке.
— Мой счетчик тоже ничего не регистрирует.
— Не разыгрывай. Это ничего не значит. Пошли выпьем коки.
Джоханнисон сказал с большим напряжением, чем намеревался:
— Нет! Я иду к Джорджу Дьюку. Хочу взглянуть на его машину. Если и она…
Дамелли потащился за ним.
— Она будет в порядке, Алекс. Не будь глупцом.
Джордж Дьюк выслушал Джоханнисона, неодобрительно глядя на него поверх очков без оправы. Это лишенный возраста человек с малым количеством волос и еще меньшим — терпения.
Он сказал:
— Я занят.
— Слишком заняты, чтобы сказать, работает ли ваша машина?
Дьюк встал.
— О, дьявол, может ли человек поработать здесь? — Его линейка со стуком упала на пол.
Он подошел к уставленному лабораторному столу и снял тяжелую серую свинцовую крышку с еще более тяжелого серого свинцового контейнера. Длинными щипцами достал из контейнера маленький серебристый цилиндр.
Дьюк мрачно сказал:
— Не подходите.
Но Джоханнисон не нуждался в этом совете. Он держался на расстоянии. За прошлый месяц он не подвергался излучению, но не было смысла подходить ближе к «горячему» кобальту.
По-прежнему при помощи щипцов, держа руки как можно дальше от тела, Дьюк поднес блестящий цилиндр с концентрированной радиоактивностью к окошку счетчика. На расстоянии в два фута счетчик должен был застучать, как бешеный. Но он этого не сделал.
Дьюк сказал «Гм!» и выронил цилиндр. Пошарил в поисках, нашел и снова поднес к счетчику. Ближе.
Ни звука. Огоньки на шкале не вспыхнули. Никакие числа не показались.
Джоханнисон сказал:
— Нет даже фонового излучения
Дамелли сказал:
— Святой Юпитер!
Дьюк положил цилиндр обратно в свинцовый контейнер, так же осторожно, как и доставал, и остановился, глядя на них.
Джоханнисон ворвался в кабинет Билла Эверарда, Дамелли шел за ним. Джоханнисон несколько минут возбужденно говорил, костяшки его рук, которые он положил на стол Эверарда, побелели. Эверард слушал, его гладко выбритые щеки покраснели, жесткий воротничок впился в шею.
Эверард посмотрел на Дамелли и вопросительно ткнул пальцем в Джоханнисона. Дамелли пожал плечами, поднял руки ладонями вверх и наморщил лоб.
Эверард сказал:
— Не понимаю, как они могут все выйти из строя.
— Вышли, вот и все, — настаивал Джоханнисон. — Все вышли из строя около двух часов. Примерно час назад, и ни один не заработал снова. Даже Джордж Дьюк ничего не смог сделать. Говорю вам, дело не в счетчиках.
— Но ведь вы рассказываете о них.
— Я говорю, что они не работают. Но это не их вина. Им нечего показывать.
— Что это значит?
— Я хочу сказать, что здесь нет радиоактивности. Во всем здании. Нигде.
— Я вам не верю.
— Послушайте, если патрон с горячим кобальтом не регистрируется на счетчике, может быть, не в порядке счетчик. Но если тот же патрон не разряжает простой электроскоп, если он не отражается на фотопленке, то что-то не в порядке с патроном.
— Ну, ладно, — сказал Эверард, — патрон неисправен. Кто-то ошибся и не заполнил его.
— Этот патрон сегодня утром работал, но неважно. Может, патроны как-то подменили. Но я принес кусок урановой смолки с нашей витрины на четвертом этаже, и он тоже никак не регистрируется. Не скажете же, что кто-то забыл поместить в него уран.
Эверард потер ухо.
— А вы что думаете, Дамелли?
Дамелли покачал головой.
— Не знаю, босс. Хотел бы знать.
Джоханнисон сказал:
— Не время раздумывать. Время действовать. Звоните в Вашингтон.
— О чем? — спросил Эверард.
— О зарядах атомных бомб.
— Что?
— Возможно, в этом ответ, босс. Послушайте, кто-то нашел способ останавливать радиоактивность, всю сразу. И это накрывает всю страну, все Штаты. Но это делается только для того, чтобы вывести из строя атомные бомбы. Они не знают, где мы их держим, и потому накрывают всю страну. И если это так, неизбежно нападение. В любую минуту. Звоните, босс!
Рука Эверарда потянулась к трубке. Его глаза встретились с взглядом Джоханнисона.
Он сказал в трубку:
— Междугородный, пожалуйста.
Было пять минут четвертого. Эверард положил трубку.
— Это был член комиссии? — спросил Джоханнисон.
— Да, — ответил Эверард. Он хмурился.
— Ну, хорошо. Что он сказал?
— Сынок, — ответил Эверард, — он спросил у меня: «А что такое атомная бомба?»
Джоханнисон удивленно посмотрел на него.
— Какого дьявола это значит? «Что такое атомная бомба?» Я понял! Уже обнаружили выход их строя и не хотят об этом говорить. Даже с нами. Что теперь?