Павел I
Шрифт:
Тут, может быть, кстати, будет пояснить, как был расположен внутри кабинет Императора. То была длинная комната, в которую входили через дверь, и так как некоторые из стен замка были достаточно толсты, чтобы вместить в себе внутреннюю лестницу, то в толщине стены, между дверьми и была устроена такая лестница, которая вела в апартаменты княгини Гагариной, а также графа Кутайсова. На противоположном конце кабинета была дверь, ведшая в опочивальню Императрицы, и рядом с ней камин; на правой стороне стояла походная кровать Императора, над которой всегда висели шпага, шарф и трость Его Величества. Император всегда спал в кальсонах и в белом полотняном камзоле с
Получив, как сказано выше, приказания от Его Величества, я вернулся в полк и передал их генералу Тормасову, который молча покачал головой и велел мне сделать в казармах распоряжения, чтобы «се было готово и лошади оседланы к четырем часам. Это было ровно в 11 часов, за час до полуночи. Я вернулся к своему вольтеровскому креслу в глубоком раздумье.
Несколько минут после часу пополуночи, 12 марта, Степан, мой камердинер, опять вошел в мою комнату с собственным ездовым Великого князя Константина, который вручил мне собственноручную записку Его Высочества, написанную, по-видимому, весьма спешно и взволнованным почерком, в которой значилось следующее: «Собрать тотчас же полк верхом как можно скорее, с полною амуницией, но без поклажи и ждать моих приказаний». Подписано: «Константин Цесаревич».
Потом ездовой на словах прибавил: «Его Высочество приказал мне передать вам, что дворец окружен войсками и чтобы вы зарядили карабины и пистолеты боевыми патронами».
Я тотчас велел моему камердинеру надеть шубу и шапку и идти за мной. Я довел его и ездового до ворот казармы и поручил последнему доложить Его Высочеству, что приказания его будут исполнены. Камердинера же своего я послал в дом к моему отцу рассказать все то, что он слышал, и велел ему оставаться там, пока сам не приеду.
Я знал то влияние, которое имею на солдат, и что без моего согласия они не двинутся с места; к тому же я был, очевидно, обязан ограждать их от ложных слухов. Наша казарма была домом с толстыми стенами, выстроенная в виде пустого четырехугольника, с двумя только воротами. Так как была еще зима и везде были вставлены двойные окна, то я легко мог сделать из этого здания непроницаемую крепость, заперев наглухо и заколотив гвоздями задние ворота и поставив у передних ворот парных часовых со строгим приказанием никого не впускать, Я поступил так потому, что не был вполне уверен в образе мыслей генерала Тормасова при данных обстоятельствах; вот почему я распорядился поставить у дверей его квартиры часового, строго приказав ему никого не пропускать.
Затем я отправился в конюшни, велел созвать солдат и немедленно седлать лошадей. Так как дело было зимой, то мы были принуждены зажечь свечи, яркий свет которых тотчас разбудил весь полк. Некоторые из полковников упрекнули меня в том, что я так «чертовски спешу», когда до четырех часов еще времени достаточно. Я не отвечал, но так как, зная меня, они рассудили, что я не стал бы действовать таким образом без уважительных причин, то все они последовали моему примеру каждый в своем эскадроне. Тем не менее, когда я приказал заряжать карабины и пистолеты боевыми патронами, все они возражали, и у нас вышел маленький спор; но так как я лично получил приказания от Его Высочества, они пришли к убеждению, что я, должно быть, прав, и поступили так же, как и я.
Между тремя и четырьмя часами утра меня вызвали к передовому караулу у ворот. Тут я увидел Ушакова, нашего полконого адъютанта, «Откуда Вы? Вы не ночевали в казарме?» — спросил я его.
— Я из Михайловского замка.
— А что там делается?
— Император Павел умер, и Александр провозглашен
— Молчите! — отвечал я и тотчас повел его к генералу, отпустив поставленный мной караул.
Мы вошли в гостиную, которая была рядом со спальней. Я довольно громко крикнул: «Генерал, генерал, Александр Петрович!». Жена его проснулась и спросила: «Кто там?» — «Полковник Саблуков, сударыня». — «А, хорошо», — и она разбудила своего мужа. Его Превосходительство надел халат и туфли и вышел в ночном колпаке, протирая глаза, еще полусонный.
— В чем дело? — спросил он.
— Вот, Ваше Превосходительство, адъютант, он только что из дворца и все вам скажет…
— Что же, сударь, случилось? — обратился он к Ушакову.
— Его Величество Государь Император скончался: он умер от удара…
— Что такое, сударь? Как смеете вы это говорить! — воскликнул генерал.
— Он действительно умер, — сказал Ушаков. — Великий князь вступил на престол, и военный губернатор передал мне приказ, чтобы Ваше Превосходительство немедленно привели полк к присяге Императору Александру.
Он сказал нам тоже, что Михайловский замок окружен войсками и что Александр с женой Елизаветой переехал в Зимний дворец под прикрытием кавалергардов, которыми предводительствовал сам Уваров.
Убедившись в справедливости сообщенного известия, генерал Тормасов сказал мне по-французски:
«Eh bien, mon eher Colonel, faites sortir le r"agiment, pr"aparez le pretre et 1‘Evangile et r"aglez tout cela. Je m'habillerai et je descendrai tout de suite». [183]
183
Итак, дорогой полковник, выводите полк, подготовьте священника и Евангелие и все устройте. Я оденусь и тотчас же спущусь (пер. е франц.).
Ушаков в заключение прибавил, что генерал Беннигсен был оставлен комендантом Михайловского замка.
12 марта, между четырьмя и пятью часами утра, когда только что начинало светать, весь полк был выстроен в пешем строю на дворе казарм. Отец Иоанн, наш полковой священник, вынес крест и Евангелие на аналое и поставил его перед полком. Генерал Тормасов громко объявил о том, что случилось; Император Павел скончался от апоплексического удара и что Александр I вступил на престол. Затем он велел приступить к присяге. Речь эта произвела мало впечатления на солдат: они не ответили на нее криками «ypal», как он того ожидал. Он затем пожелал, чтобы я в качестве дежурного полковника поговорил с солдатами. Я начал с Лейб-эскадрона, в котором служил столько лет, что знал в лицо каждого рядового. На правом фланге стоял рядовой Григорий Иванов, примерный солдат, статный и высокого роста. Я сказал ему: «Ты слышал, что случилось?»
— Точно так.
— Присягнете вы теперь Александру?
— Ваше Высокоблагородие, — ответил он, — видели ли Вы Императора Павла действительно мертвым?
— Нет, — ответил я.
— Не чудно ли было бы, — сказал Григорий Иванов, — если бы мы присягнули Александру, пока Павел еще жив?
— Конечно, — ответил я.
Тут Тормасов шепотом сказал мне по-французски;
— Cela est mal, arrangez cela [184] .
184
Это плохо, уладьте это (пер. с франц.).