Павлиний хвост
Шрифт:
Простые люди побаивались чудаковатого новосела и старались по возможности держаться подальше от его усадьбы, поскольку в народе, почитавшем состоятельного помещика прямым потомком самого Васко Нуньеса де Бальбоа, знаменитого испанского конкистадора и покорителя Эльдорадо, ходила молва, будто он занимается колдовством и алхимией, добывая золото при помощи шаманских камней. Но, как известно, нет дыма без огня. Народные страшилки про таинственного идальго стали ответом на его более чем странные манипуляции с недвижимостью. Едва прибыв на континент, богач сразу начал скупать обширные земли в джунглях провинции Гуайниа на востоке
В результате за несколько месяцев дон Педро из малоизвестного переселенца превратился в крупного землевладельца, имевшего в собственности тысячи акров никому не нужной земли. И ладно бы оказались там каучуковые плантации или золотоносные жилы, это бы хоть как-то все объясняло, а так ведь обычная сельва, где не ступала нога человека…
Вскоре молодой и энергичный дон Педро Нуньес де Бальбоа, которому к тому времени исполнилось тридцать три года, стал желанным гостем в домах местной элиты. В сознании зажиточных соседей понятие «неудобья» быстро стерлось, а «тысячи акров» наоборот укоренилось и даже разрослось, и вот уже матушки со вздохами умиления начали рассматривать европейского щеголя со странноватым старосветским акцентом в качестве завидной партии для своих дочерей. Да и многим молодым невестам мысли об этот статном мужчине в полном расцвете сил не давали покоя.
И неизбежное случилось. Недолго дон Педро гулял в холостяках. Не прошло и года, как он женился на миловидной девушке Агате Валенсии – дочери крупного банкира, – взяв за ней приличное приданое. А еще через год на свет появился их первенец и наследник Мигель Кристобаль Нуньес де Бальбоа. А еще через пару лет – пухленькая дочурка Роза Мария, красавица из красавиц, веселая и неугомонная. А далее – еще трое детишек погодков.
Жизнь поначалу складывалась как нельзя лучше. Но годы неслись один за другим, и вот уж дон Педро начал понемногу дряхлеть и чувствовать немощь, и все чаще и чаще стали возникать перед ним призраки прошлого.
Когда пришло время сигар, старик Нуньес позвал своего старшего сына Мигеля в кабинет.
– Майки, я должен тебе кое-что сказать, – начал дон Педро, поудобнее усаживаясь в глубокое кресло. – Ты знаешь, наши дела идут неплохо, и ты блестяще справляешься со своими задачами в США, однако пора тебе перебраться сюда и принять управление всей компанией. Я стар, и скоро меня не станет. Я должен быть уверен, что дело всей моей жизни не пропадет.
– Что вы такое говорите, отец! – воскликнул Мигель Кристобаль. – Как можно?
– Ах, прекрати, Майк. На этом свете еще никому не удалось задержаться более положенного срока, – продолжил старик, – так что, пусть лучше женщины вздыхают да охают, а нам с тобой нужно по-мужски трезво обсудить дела. Я хочу тебе кое-что показать. Взгляни на картину над моим столом. Узнаешь ее?
Дон Мигель – статный мужчина 55 лет, одетый в дорогой костюм английского кроя, – бросил взгляд на стену:
– Ну, конечно, отец, помню эту картину с детства. Прекрасная графика.
– Это не просто графика, мой дорогой мальчик, – вздохнул дон Педро, – это в некотором смысле ключ к секрету наших успехов.
– Не понимаю вас, – удивленно ответил Нуньес младший.
Над письменным столом старика висела гравюра, изображавшая растение с длинными и широкими сердцевидными листьями, поверхность которых была поднята тонкими акварельными мазками. Художник хотел наложить нежный радужный узор прямо на строгие черные штрихи, и надо сказать, сделал он это весьма искусно, поскольку при первом же беглом взгляде на картину, было трудно понять, растение это, или пучок павлиньих перьев. И только внимательно приглядевшись можно уловить всю сложность и изысканность метаморфозы. Конечно же, Мигель с юных лет знал, что это был за рисунок: волшебные листья чупа инка пичинчу, чудесного растения из древних индейских сказок.
– Слушай меня внимательно, сын, – проговорил дон Педро, задыхаясь от волнения. – Исанит, обнаруженный в 1949 году на наших землях в провинции Гуайниа, и который мы вот уже сорок лет как разрабатываем и поставляем в США, в действительности был найден значительно раньше. И я должен поведать тебе, как это было на самом деле, иначе, боюсь, невеселая жизнь ожидает меня на том свете. Будь любезен, подойди к столу и возьми вон ту зеленую папку, что лежит с краю.
Нуньес де Бальбоа-младший выполнил просьбу отца и бережно открыл старый картонный скоросшиватель с откидными клапанами. Внутри были подколоты какие-то наброски и заметки, написанные по-немецки и пожелтевший от времени журнал, изданный еще до второй мировой войны в Московском университете.
– Что это? – спросил мужчина, развернув письмо, лежавшее сверху.
– Читай, – сдавленным голосом произнес старик.
* * *
21 марта 1939 года
Здравствуйте, дорогой Густав!
С радостью хочу сообщить Вам, что мы здорово продвинулись в изучении кристаллов исанита. Лабораторные исследования полностью подтвердили уникальность нашей находки. Высылаю также экземпляр журнала, в котором опубликована моя первая статья об этом чудесном минерале. Надеюсь, Вам будет интересно ознакомиться с некоторыми выводами нашей лаборатории.
Жаль, что у нас нет возможности продолжить совместную работу, но мне было бы интересно узнать Ваши мысли на сей счет. Помнится, в экспедиции Вы демонстрировали незаурядные способности и большой интерес к теме.
Очень хочется верить, что отношения между нашими странами, наконец, наладятся и тогда я смог бы ходатайствовать о приглашении Вас в МГУ для стажировки и защиты диссертации. Думаю, что работа в лаборатории профессора Виноградова во всех смыслах пошла бы Вам на пользу, да и я был бы рад иметь в вашем лице сотрудника и единомышленника.
Так или иначе, я очень ценю наши теплые дружеские отношения. Виктор Ковтун передает Вам сердечный привет. Также и Николай Иванович, с которым мы в последнее время, увы, видимся нечасто.
С уважением,
искренне Ваш
профессор
Юрий Великанов
* * *
– Что это за письмо, отец? – изумленно поинтересовался дон Мигель, пробежав взглядом листок, испещренный мелким почерком русского ученого. – И кто такой этот Густав, которому оно адресовано?