Павлиний хвост

Максишко Роман

Вот, скажем, растет где-нибудь дерево или травка специфическая. Простые люди думают, что все это в порядке вещей, и проходят мимо. А для биогеохимика сразу все ясно: если смогло здесь вырасти это дерево с мощными корнями, значит, горные породы в глубине не такие уж плотные, значит, есть в них трещины, по которым течет вода и несет с собой питательные минеральные вещества, иначе здесь вообще ничего бы не выросло.

А еще есть растения, которым для правильного роста нужны какие-то особые химические элементы. Не было бы этих элементов, не появился бы здесь такой цветочек. А уж если он вырос, значит, ищи рядом источник этих элементов. И вот так можно найти какие-то важные минералы, даже целые месторождения, ну или что-то в этом роде.

– Анчар, – полушепотом произнесла ошеломленная Ася, когда профессор, наконец, остановился.

– Что анчар? – удивился Лев Михайлович.

– Пушкинский анчар, – чуть громче и уверенней проговорила девушка. – Почему он вырос «в пустыне чахлой и скупой, на почве, зноем раскаленной»? Ведь неспроста торчит он «один во всей вселенной» посреди большой равнины, да еще и напитанный ядом! Уж биогеохимик-то объяснил бы, почему, и что там, под этим анчаром, какие такие особенные горные породы. Ну, и начал бы копать канаву или шурф. Глядишь, и нарыл бы чего-нибудь…

– Гениально! – восхитился Макарский. – Более способного слушателя я еще не встречал. Поздравляю вас, Сережа. Ваша прелестная подруга бесспорно достойна самых высоких похвал.

– Вот видишь, Серенький! – задорно рассмеялась Ася. – А ты меня не ценишь и только постоянно ругаешь. Вот объясни, почему ты никогда не рассказывал мне, чем занимаешься? Боялся, что не пойму?

Сергей замялся и не нашел, что ответить, тем более, что он действительно много раз порывался посвятить Асю в проблемы, которыми жил, но она всегда увиливала от подобных разговоров и не желала слушать всю эту научную муть. Между тем девушка, уже обращаясь к профессору, продолжила:

– Замечательно, Лев Михайлович! Но это ведь была только вводная лекция… А в чем, собственно, состоит ваше величайшее открытие?

– О, это очень серьезный вопрос, – загадочно произнес Макарский, подняв вверх указательный палец. – И к тому же, пока большой секрет. Скажу только, что есть в природе один любопытнейший минерал, и анчар у него свой тоже имеется. Вот этим-то мы и будем скоро заниматься. Не так ли?

Старик пристально посмотрел на Паганеля. Тот в ответ еле заметно кивнул.

– Ну, хорошо, милые дамы, вы тут пока еще почаевничайте, а мы с Сергеем Николаевичем ненадолго уединимся. Нам надо обсудить кое-какие дела, – объявил профессор и пригласил Гущина в кабинет.

– Вы произвели на Льва Михайловича неизгладимое впечатление, – сказала хозяйка, когда мужчины покинули гостиную. – Давно я не видела его таким словоохотливым. Честно говоря, я, так же как и вы, Ася, по большей части живу в неведении относительно того, чем на самом деле занимается мой муж. И скажу вам откровенно, так даже лучше. Вы не представляете, в каких сферах ему приходится вращаться. Так что, как говорится – меньше знаешь, крепче спишь.

– В каких сферах? О чем вы, Марианна Викторовна?

– В тех сферах, – супруга профессора взглядом указала наверх.

Девушка смутилась и робко пододвинула к себе недопитую чашку.

– А мужа вашего, он действительно очень ценит, – добавила балерина.

– Мы не женаты, – тихим голосом поправила ее Ася.

– Это не важно, – вздохнула хозяйка, – в любом случае, вы уже взвалили на плечи эту непосильную ношу – быть спутницей ученого. Готовьтесь, будет много радости, но и печали тоже…

Девушка кивнула, хорошо понимая, о чем говорила Марианна Викторовна. Повисла неловкая пауза.

– Расскажите лучше, как вы познакомились со своим Сергеем, – желая разрядить обстановку, попросила хозяйка.

– Мы с детства знакомы, – охотно ответила Ася, – жили в одном дворе.

– Друзья детства, получается?

– Да.

– Каким он был тогда?

– Да, в общем, он не сильно изменился, – улыбнулась девушка.

– И все-таки.

– Веселым, умным, безалаберным, – продолжила Ася. – Мы вместе ходили в сад, потом в школу, во дворе вместе играли. С ним всегда было здорово, хоть он, кажется, с самого рождения был махровым разгильдяем. Меня, впрочем, это никогда не смущало. Что еще сказать? Худющий, вечно всклокоченный, растрепанный, в синяках и ссадинах, с дырами на одежде и карманами, полными всяких интересных штуковин – вот такой он, мой Серенький.

– Как это мило, – мечтательно вздохнула Марианна Викторовна. – Хотите еще чаю?

– Да, пожалуй. Спасибо.

– А вы знаете, на самом деле они очень похожи, – сказала супруга профессора, подливая девушке свежей заварки.

– Кто? – не поняла Ася.

– Лев Михайлович и Сережа, конечно, – рассмеялась хозяйка. – Левушка ведь не сразу стал профессором. Тоже в юности балбесничал, и ухаживал за мной как-то неумело, но искренне. И это было чем-то особенным, скажу я вам, ведь в моем театральном окружении не было таких искренних людей.

Ася почувствовала в Марианне Викторовне родственную душу, и они еще долго беседовали, поверяя друг другу сокровенные тайны. Выяснилось, что Льва Михайловича, как и Серенького, тоже воспитывала бабушка. Отец профессора был все время занят, а мать трагически погибла, когда Макарскому едва исполнилось четыре года. Научная карьера у Льва Михайловича складывалась стремительно и весьма удачно, но с семьей не все ладилось. Своих детей у них не было. Ну да, ведь с балеринами такое часто бывает. Может быть, именно поэтому пожилой ученый с такой сердечностью относился к своему воспитаннику?

Под конец Марианна Викторовна даже показала девушке альбом со старыми семейными фотографиями. На одной из них был отец профессора еще совсем молодой. Странно, но эта фотография очень запомнилась Асе: Михаил Макарский за работой в экспедиции, с лупой в руках, через которую он рассматривает ветку какого-то растения. То ли свет был такой, то ли ракурс, но девушке показалось, что вот наложи сейчас на Серенького немного грима, и вообще не отличить, прямо одно лицо… Дрожащими пальцами она едва коснулась фотокарточки. Разве такое возможно? У Аси перехватило дыханье.