Пчелиный волк
Шрифт:
– Завтра сделаю тебе свистульку, – сказал я. – Из рога.
– Из какого рога?
– Из рога единорога, – ответил я. – Лара, скажи мне, как найти Персиваля?
Лара поглядела на меня безо всякого интереса. Катька поглядела с испугом.
– Ты знаешь, где он?
– Он мертв, – ответила Лара. – Это все знают…
– Он пал в бою! – пропищала Катька. – На него набросилась тысяча кровожадных волков, и он бился до конца! А потом пал…
– Пал смертью храбрых, – добавил я. – В героическом бою. Но некоторые считают, что это не так…
– Мне нет дела до некоторых.
Скучно. Я нащупал в кармане петлю с палкой. Скучно.
– Тысяча кровожадных волков, – сказала Катька. – Целая тысяча.
– Ты вяжешь жилетку для братика? – улыбнулся я.
– Не для братика, – покачала головой Катька. – Для Зубастика.
– А кто такой Зубастик?
– А вот.
Катька встала. Обнаружилось, что сидела она на квадратной корзинке, с такими корзинками в американских фильмах ездят на пикник. Катька откинула крышку и вытащила…
Тут я немножко обалдел.
Потому что Катька вытащила Сима. Кибернетического пса изобретателя Дрюпина. Пес был дезактивирован, свернут в металлическое кольцо. А зубы действительно торчали в разные стороны.
– Это Зубастик? – спросил я.
– Это он. – Катька погладила Сима по голове. – Он – щенок древней собаки динго, они раньше обитали в пустотах…
– В пустынях, – поправила Лара.
– Ну да, в пустынях. Они жили в пустынях и откладывали в горячий песок коричневые яйца. Вот такие.
Катька показала мне разрезанный по экватору баскетбольный мяч.
– Где ты его взяла?!
Спросил я, пожалуй, несколько нервно.
– На болотах. – Катька снова погладила Сима. – Я маслянику собирала, гляжу, лежит…
– А больше там ничего не было? Рядом с этим яйцом?!
– Нет, – ответила Катька, – больше там ничего не было. Только яйцо древней собаки динго. Эти собаки жили в пустынях и питались небесными токами. Они были страшны и огромны, а потом пришла вода, и они все заржавели. А это яйцо лежало в иле и не заржавело.
Катька постучала по мячу.
– И оно бы еще лежало, наверное, но на него напал болотный коркодил. Коркодил разгрыз скорлупу, и щенок захлебнулся в воде.
Катька всхлипнула.
– Щенок захлебнулся, он мертвый. – Гномчонка прижала Сима к себе. – А я вяжу ему рубашку из крапивы…
– Зачем? – спросил я.
– Крапивные рубашки могут оживлять, – сказала Катька. – Надо связать семнадцать крапивных рубашек, и тогда, если, конечно, хотеть по-настоящему, Зубастик оживет. Так Лариса мне сказала.
Я посмотрел на Лару, но она на меня не посмотрела.
– Мне нужен Персиваль, – сказал я.
Катька поглядела на меня с еще большим испугом.
Лара даже не подняла голову, стукала спицами, снабжая незнакомую мне цаплю теплыми вещами – ведь вполне возможно, что скоро придет зима.
– Мне нужен Персиваль, – повторил я.
Нет ответа, что уж там.
– Может, ты мне все-таки скажешь? – попросил я. – От этого много зависит. Может быть, кто-то даже умрет…
– Никто не живет по двести лет. Умирают даже философы.
Умная.
– Хорошо, – сказал я. – Помоги тогда лично мне. Я сбился со счета, со временем нелады…
– Я не помогаю. Никому, никогда.
– Я сбился со счета, – повторил я. – Дело в том, что вот здесь, в правом легком, у меня капсула. В ней яд. Скоро она может лопнуть. На днях, скорее, а может, через неделю… Если я не выберусь отсюда, то умру. Мне нужен этот Персиваль. Как вы там его еще называете…
– Это все очень трогательно, – равнодушно ответила Лара, – но мне совершенно плевать. Если ты умрешь в этом мире, то просто очутишься в том. Это ведь все не по-настоящему. Так что отвали. Мне тебя не жалко.
Я покивал, потом сказал:
– Все это немножко не так. Дело в том, что я не совсем…
– Я больше не хочу этого слушать. – Лара отвернулась.
Ну, ладно. Я опустил руку в карман, нащупал петлю…
Со стороны поселения послышался смех. Квакающий, может, крякающий.
– Опять! – испугалась Катька. – У Люлюки приступ, надо…
Лара вскочила, оставила свои спицы и нырнула в темноту между хижинами.
– А ты чего не бежишь? – спросил я у Катьки.
– Нельзя. Надо огонь поддерживать. Если не поддерживать огонь, то они еще больше смеяться будут. Когда горит огонь, они меньше смеются.
– Понятно. – Я устроился на полене возле костра.
– Тут почти нет маленьких, – грустно сказала Катька. – Только Никита, но я не хочу с ним дружить, у него по шесть пальцев. Если бы Зубастик…
– Катька. – Я подмигнул девчонке. – А можно, я поглажу твою собачку?
– Можно, – улыбнулась Катька. – Зубастик хороший. Только яйцо разбилось…
– Не, – покачал головой я. – Я, пожалуй, не буду его гладить. А вдруг он меня цапнет?
– Он не может цапнуть. Зубастик давно утонул…
– Знаешь, – перебил ее я. – Моя бабушка, та, что связала пять тысяч носков, она рассказала мне одну историю. Про одну девочку, которая могла оживлять мертвых. Но не людей или там коров, а мелочь всякую. Мышей, другой мелкий рогатый скот. Она оживляла мертвых, и однажды на старой свалке она нашла яйцо. Яйцо было окаменевшее и странное, с квадратными боками. Сначала эта девчонка хотела сделать из яйца держалку для книг, но потом ей пришла необычная идея. Она решила яйцо оживить. И оживила. А из яйца вылупился дракон…