Шрифт:
Зиновий вскочил, услыхав надрывный вой бабы. В чём был, выскочил он в осеннее тёмное утро и припустил к хлеву, где надрывалась его жёнка. Ворвавшись в помещение, мужик встал как вкопанный, его глазам предстала жуткая картина:
Первородку Звёздочку убили. Да не просто убили, а выпотрошили, развесив кишки по балкам хлева жуткой белёсой гирляндой. Четыре стельных коровы, которые тоже жили в том хлеву, жались к деревянным стенам, а под копытами у них валялись извергнутые плоды. Жёнка верещала и выла от ужаса. Зиновий не нашелся как успокоить её, кроме мощной пощёчины от которой Вера выплюнула пару подгнивших зубов.
*
Ефросиний-дьяк
– Окропи-окропи,– бормотал побледневший Зиновий .– Не иначе сам Сатана тут порезвился.
Вообще-то Ефросиний не был слишком уж верующим священослужителем. Так уж совпало, что либо на Кавказ, либо в монастырь. А тут ещё Божьей волей – не иначе, забросило его в Березняки в качестве настоятеля местного храма. Приятным добавлением были красные крутобокие девки, что приходили причащаться. Глупые да красивые, которым легко было внушить, что по Божьему велению непременно нужно разделить ложе с Ефросиньем-дьяком, да родичам о том не говорить.
Березняки был городок тихий, всё шло ладно до того страшного утра. Ефросиний перекрестился.
– Страх какой,– промолвил он тихо. – Не звал ли ты ещё полицмейстера?
– Какой полицмейстер?!– схватился Зиновий за голову. – Тут же явно бесы чудили.
Он заплакал по-мужицки неумеючи и упал на колени, читая молитву. Дьяк подумал и сказал:
– Первое дело – выяснить, не человек ли смущает нас, и вводит в заблуждение,– он поднял вверх палец. – Потому, совершенно необходимо позвать полицмейстера.
На том и порешили. Сказал так Ефросиний, дабы скорее убраться из пропахшего кровью хлева, потому как не здоров был он с вечера, а первач его остался в храме.
Полицмейстер тоже был не здоров, но по-другому. Игнат Миронович страдал срамной болезнью, которая мешала справить мужчине малую нужду, причиняя страшные рези в районе уд. Когда в его избу постучали, полицмейстер как раз собирался в отхожее место. Пошевелив нервно усами, он ответил:
– Войдите!
Дверь открылась и на пороге возник худой паренёк с едва наметившейся щетиной. Полицмейстер его сразу узнал – то был меньшой брат Зиновия. Паренёк стянул с головы шапку и нерешительно сообщил, что Ефросиний-дьякон велел ему позвать к ним в хлев полицмейстера, и про какую-то беду с тёлкой.
Скот в Березняках воровали редко, да метко. Крайний раз увели отару овец у купца Бородищева, но пропажа обнаружилась быстро, и виновные давно уже пребывали на каторге. Игнат Миронович тяжело вздохнул. Зиновия он не любил, так как особо люто поучал тот свою жёнку кулаком и, некогда красивая, дородная, была она часто синей от побоев. Все мужики в Березняках били своих жен, но ни про кого не судачили в местной рюмочной кроме как про Зиновия.
Полицмейстер пообещал прибыть на место через полчаса, как только уладит дела. Юноша ушел, а Игнат побежал в нужник, где и пробыл две трети от оговоренного времени.
*
Шлёпая по грязи позднего сентября, шел Игнат Миронович к Зиновию в хлев. Его сопровождал юркий и тощий как шнурок суеверный следчий, которого на кой-то ляд прикомандировали с полгода назад из Петербурга якобы на подмогу полицмейстеру. Да только вреда от Василия Петровича было куда больше, чем помощи. Василий Петрович был болтлив. Там, где нужно было бы помолчать, он стрекотал как сорока, переминаясь с ноги на ногу и заламывая руки-веточки. Следчий был человеком пренеприятнейшим. Мало того, что не вид он напоминал палку, так и вёл себя как заноза в известном месте. Везде сунет свой нос. Хотя такое качество для следчего может и похвально, но в небольшом городке, где все на виду и всё всем известно излишнее внимание “столичного” было у всех в печёнках.
– Как думаете, кто украл? – спросил Василий Петрович у сосредоточенного на дороге Игната. – Я всё грешу на соседа. И мотив имеется и возможность....
– Василий Петрович, – устало ответил полицмейстер. – Мы ещё не знаем кража ли там…
– Дык, а что же ещё,– округлил свои голубые водянистые глаза Следчий.
– Увидим,– коротко ответил Игнат, давая тем самым понять, что не намерен заниматься гаданием на кофейной гуще.
У хлева уже толпились соседи. Они стояли на некоем отдалении, будто боясь приблизиться. Особенно чувствительные бабы охали и воротили взор, чтобы через мгновенье снова заглянуть в хлев и охнуть. Мужики между собой бубнили что-то и то снимали-то надевали шапки.
Завидев чиновников, толпа расступилась, и полицмейстер увидел стоящего на коленях у входа в хлев Зиновия. Мужик сотрясался от беззвучных рыданий, из хлева доносилось сиплое дыхание помирающей скотины.
Приблизившись, Игнат хлопнул Зиновия по плечу и тот вскочил волчком, утирая скупые слёзы. Ничего не говоря, он повёл за собой Игната и Василия в хлев, последний закрыл за собой ворота, заговорщицки шепнув толпе про тайну следствия.
*
Рыжуха, лежавшая на боку, протяжно замычала и перестала дышать. Она славилась на все Березняки огромными надоями, а теперь околела, испугавшись увиденного ночью и извергнув двойню телят до положенного срока. Остальные тёлки, с Божьей помощью, отделались лишь изгнанием плодов, перепугались конечно, но как только открылись загоны – побежали в стадо что твой рысак. Только Рыжуха не смогла оправиться от пережитого.
Зиновий обнял ещё тёплую скотину и зарыдал пуще прежнего, поминая Сатанинские отродья и причитая, что остались они без кормилицы.
– Даа, делааа,– Игнат Миронович стащил с головы картуз и огляделся. – Видал когда такое, а, Василий Петрович?
Петрович храбрился, да-таки не выдержал и, отбежав в угол, вырвал пшённой кашей.
– Вот и я не видал,– кивнул полицмейстер.
Он вынул из кармана носовой платок и прикрыл им нос, ибо кровавый запах был нестерпим. Следчий привёл себя в порядок и тоже зажал нос платком. Расспрашивать Зиновия или его семью было, очевидно, бессмысленным, так как они попеременно рыдали (особенно жутко выла Вера), да жаловались, что остались без кормилицы, хотя в хлеву жили ещё три коровы.
Зиновия насилу оторвали от трупа Рыжухи и выпроводили из хлева. Василий и Игнат принялись искать уличающие преступника следы.
– Чистая работа,– покачал Следчий головой после нескольких часов поисков. – Как взаправду дьявольшина…– он украдкой перекрестился.
– Экий вы, Василий, – покачал головой полицмейстер. – Везде-то вам черти мерещатся.
Он поддел горку соломы рогатиной и увидел смазанный отпечаток человеческой ступни.
– Вот он, ваш чёрт,– хмыкнул Игнат указывая на находку.