Печать фараона
Шрифт:
– Ха-ха-ха! С чего я взял?! Пойдите и полюбуйтесь телом Вероники, - истерически захохотал Киселев.
– Зрелище впечатляющее, смею вас уверить! Дежурный посмотрел, и его полчаса выворачивало в туалете. А Любе пришлось делать укол.
– И все же… это не является подтверждением смерти Марины.
Стас скомкал недокуренную сигарету, с нервным смешком придвинулся к сыщику.
– Что вы думаете о моей дальнейшей судьбе, господин детектив? Вы гарантируете мне жизнь?
– Здесь гарантии раздает только господь Бог. Возьмите себя в руки, господин Киселев, вы же не чувствительная барышня!
Молодой человек покраснел, надулся и замолчал. В его груди кипел вулкан страха и возмущения.
– Поезжайте домой, выпейте водки, -
– Постарайтесь уснуть. А мне надо съездить в общежитие, побеседовать с очевидцами. Я вам позвоню.
Он вышел из машины и зашагал к автобусной остановке.
Господин Киселев остался сидеть, не в силах пошевелить пальцем. Страх парализовал не только его ум, но и тело.
Глава 11
Старица
Зимние виды на Волгу были по-своему поэтичны - обрывистые белые берега, между которыми величаво, плавными изгибами текли неторопливые воды. По берегу стояли словно написанные художником белокаменные церкви, окруженные заснеженными деревьями, - картина, сотворенная нежнейшими акварельными красками природы: слегка голубоватыми, серыми, жемчужными, матово-желтыми, бледно-розовыми с налетом тусклого серебра. На небе, за белой морозной дымкой, проглядывал золотой шар солнца.
У Хромова дух захватило от красоты родных мест. Московские события показались далекими, незначительными и пустыми по сравнению с этими искрящимися вековыми снегами, размытыми очертаниями храмов и колоколен, пологими холмами и зубчатой полосой леса вдали, над которыми простиралось холодное вечное небо.
Он долго бродил вдоль берега, по скрипучим, проложенным в снегу тропинкам, вдыхал колкий, студеный воздух, думал…
В детстве мать частенько развлекала его «преданиями русской старины» - она преподавала в школе русский язык, литературу и, по совместительству, историю. Вместо сказок она рассказывала ему на ночь про Успенский монастырь, разрушенный татарами и заново возведенный из белого старицкого камня; про разбойника Кудеяра; про грозного царя Ивана Васильевича; про таинственного «невидимку» Григория, якобы рожденного насильно постриженной в монахини царицей Соломонией; про нападение польско-литовских войск; про Минина и Пожарского. Позже, когда построили в Старице большую пристань, шли по Волге в Петербург пароходы и баржи с хлебом и мясом, а по дорогам тянулись на Тверь и Торжок купеческие обозы. Начали строиться вокруг Старицы «дворянские гнезда», одно за другим. Александр Сергеевич Пушкин приезжал сюда погостить в поместье Вульфов.
Зинаида Васильевна водила своих учеников на экскурсии по музеям и заповедным местам живописного городка, показывала монашеские кельи, соборы, церкви, старинные кузницы, изделия золотошвейных мастерских, основанных еще боярыней Ефросинией Старицкой, уникальные книги, картины русских художников и всюду таскала за собой сына. Маленький Валера возненавидел древние развалины, пыльные музейные экспонаты, затхлый воздух бывших дворянских усадеб и бесконечные разговоры об Иване Грозном, набегах Орды, Ливонской войне, первом российском патриархе Иове и праведной Блаженной Пелагее. Религия казалась ему мрачным наследием смутных времен, когда любой инакомыслящий объявлялся еретиком или, того хуже, антихристом, подвергался гонениям, а то и мученической смерти. Мать так и не смогла привить мальчику любовь к классической литературе и вообще к искусству. Он предпочитал пейзажам на холстах естественные краски природы, свежесть воды, березы на склонах холмов, плывущие над Волгой облака. А музыке - плеск волн, гудки теплоходов, натужный голос буксиров, шелест камышей, шум ветра в прибрежном ивняке.
– Что ты за балбес такой?!
– возмущалась Зинаида Васильевна.
– Как это можно не любить искусство?
– Не понимаю я его, - отмахивался Валерий.
После
Теперь, приехав на пару дней из Москвы в родной городок, Хромов домой не пошел, сначала отправился на берег Волги: побродить, подумать. Что сказать матери о смерти Яны, о неожиданном «наследстве», о своих странных мыслях? Может, не тревожить зря старушку? Ей и без того несладко приходится - денег не хватает, хвори навалились, одиночество гложет, страх перед безрадостным, тоскливым угасанием.
– И меня такая же судьба ждет, - прошептал Валерий.
И до того тошно, муторно стало на душе, хоть волком вой.
– Почему я сюда приехал?
– спрашивал он себя.
– Что хочу понять?
Ответа не было.
Тем вечером, когда он уснул в квартире Яны над книжкой, ему показалось… впрочем, нет, ничего определенного.
Наутро он пробудился с тяжелой головой, книга лежала на полу, рядом с кроватью. На обложке увенчанный массивной короной Двух Царств фараон гнал колесницу по бесконечным пескам… Валерий со вздохом поднял книжку, принялся бездумно листать - скучнейший, напичканный чуждыми именами богов и владык текст перемежался картинками. Человеческие фигуры с птичьими и звериными головами производили на Хромова отталкивающее впечатление, столбцы иероглифов чередовались с изображениями вездесущих пирамид, сфинксов, руин погребальных храмов, саркофагов, разных древних предметов - статуэток, сосудов, жуков-скарабеев, украшений, печатей, косметических принадлежностей и прочей утвари. На одной из страниц кто-то написал карандашом короткое слово - Ра. И еще раз, с восклицательным знаком - Ра!
Валерий был не силен в египтологии, но даже он знал, что такое имя носил бог Солнца древних египтян: Ра - царь и отец богов. Интересно, кто дважды написал карандашом это слово? Скорее всего, Яна. Кто же еще? Чем-то ее поразил короткий, звучный слог - Ра. Чем?
Логическое мышление Хромов развил в столярной мастерской, заодно с интуицией. Это только кажется, что пилить, строгать и резать - грубая работа. На самом деле она требует и логики, и внутреннего понимания, куда, как и сколько усилия применить. Когда такое понимание приходит, руки выполняют задачу сами, без вмешательства ума.
Однако сейчас интуиция и логика молчали. Валерий тщательно пролистал всю книгу, но ничего больше не нашел - ни заметок на полях, ни подчеркнутых или выделенных строчек, ни примятых уголков - никаких следов особого внимания Яны к тексту или картинкам. А что он надеялся обнаружить?
Хромов осознавал, что поведение Яны, обстоятельства ее жизни и особенно смерти не укладывались в рамки разумных объяснений. Откуда у нее взялись деньги в банке и на какие средства она покупала недвижимость? Если же имущество принадлежит кому-то другому, то почему хозяин не появляется? Можно допустить, что Яна согласилась стать подставным лицом, соблазнившись некоторой суммой, предложенной за услугу. Тогда почему она продолжала работать продавцом в киоске? Ее жизнь почти не изменилась, иначе соседка бы заметила. Да и по вещам в квартире этого не скажешь: все старое, отслужившее положенный срок, ветхое. Тех денег, которые Яна незадолго до смерти одолжила брату Раисы Зиновьевны, едва хватило на жалкие похороны. Или соседка лжет, и сумма была куда большей. Тогда… Яну убили, чтобы не отдавать долг? Потому и дверь не взломана, покойная сама ее открыла, потому что знала Раису Зиновьевну. Другой вариант: Яну убили, чтобы завладеть наследством.