Шрифт:
Глава 1
Слезы – не всегда свидетельство слабости, иногда слезы – лишь признак того, что ты оставался сильным слишком долго.
– Ага, попалась!
Я дернула рукой, чтобы успеть вытереть мокрые дорожки от слез, но оказалось поздно. Лейтенант Пэрри, перегнувшийся через лестничные перила, уже застукал меня в разгаре банальной женской истерики с душераздирающими всхлипываниями и истошными подвываниями от жалости к самой себе. А ведь я так надеялась, что в этом закутке меня не найдут
– А я-то гадал, кто мучает филина, а это всего лишь ты сопли по щекам размазываешь, – ехидно усмехнулся мужчина. – Что, златокудрочка, сдулась?
Хотела было молча проглотить сказанное, встать и как ни в чем не бывало продолжить работать, но… а ну его! Надоело!
– Чего молчишь, соплежуйка? – лейтенант спустился и с интересом уставился на мое зареванное лицо, а я закрыла глаза и откинулась назад, пытаясь понять, как докатилась до жизни такой «веселой»…
Нет, вот почему гений, изрекший: «Бойся своих желаний, ибо у них есть поганое свойство исполняться», не озаботился продолжить свою мысль и издать кратенькое пособие на тему: «Семь основных правил формулирования своих желаний, или как правильно мечтать»? Мне бы эта брошюрка ой как пригодилась.
Все началось с того, что в десять лет я пришла к родителям и заявила маме и отчиму под счастливым номером три, что после окончания школы стану ловить преступников, расследовать кражи и спасать империю от злоумышленников. Родители выслушали мою пылкую тираду, кивнули и не восприняли слова ребенка всерьез – да мало ли кто о чем в детстве мечтает? Все равно в дальнейшем при выборе профессии подростки с подсказки взрослых начинают руководствоваться тремя основными принципами: оплачиваемость работы, престиж и вероятность поступления в вуз.
В семнадцать я закончила общепрофильную школу, и вот тут-то родители и узнали, что дочь у них упрямая. Жутко упрямая!
В академию при департаменте правопорядка поступила с первого раза, так же безмятежно отучилась три года по специальности «следователь» и была вознаграждена за старания распределением в самое престижное место империи – участок 9–9, чтобы пройти годовую стажировку.
Нас было десять – девять парней и я.
Девушкам всегда трудно вписаться в мужские сообщества, но в участке 9–9 это оказалось в принципе невозможным. В то время, пока остальные выезжали на настоящие места преступлений и следили за работой старших коллег, я носилась по городу, как пьяный заяц по лесу.
Мой день в качестве стажера начинался с того, что я везла внуков капитана Балбери в садик и сдавала орущую ватагу воспитательнице. После делала крюк по городу, чтобы купить в кондитерской «Сладкая нега» свежих булочек для лейтенанта Пэрри, и неслась на всех парах в участок, чтобы не пропустить ежедневный сбор всех патрульных и следователей. Если по пути были пробки, сбор начинался с публичного унижения опоздавшей стажерки, если нет – я тихонько пробиралась в уголок комнаты, за спины ребят, и слушала сводки.
Затем другие стажеры ехали на полигон тренироваться, а я битых два часа сидела в кабинете и принимала заявления от впавших в маразм старушек с забавными шляпками из фольги, которые якобы экранировали тех от ментальной прослушки.
Обед проходил в атмосфере одиночества – если не считать сальных шуточек Дерека, остальные стажеры со мной не общались. Патрульные считали нас пустым местом, и только следователи иногда вспоминали обо мне.
– Эй, детка! Метнись-ка для меня за кофе, а то аппарат в кафетерии варит жижу…
– Малышка! Вот отчеты прошлой смены, заполните стандартную форму и отнесите в архив.
– Сбегай в лабораторию и сдай результаты экспертизы по моему делу. И поживее, дорогуша, преступники не станут ждать, пока ты доползешь туда и обратно…
Всего раз я решила взбунтоваться, хлопнула дверью перед лицом очередной бабульки с прогрессирующим маразмом, поехала с другими стажерами на полигон. Взяла в руки тренировочное оружие, встала в ряд с остальными, благо в шлеме и защитных очках меня никто не признал, и высадила всю обойму точнехонько в яблочко, представляя в красном круге лицо лейтенанта Пэрри.
Когда я обернулась, узкие щелочки-глаза старшего инструктора в кои-то веки распахнулись. Такого от «детки», «малышки» и «дорогуши» никто не ожидал.
После этого меня отстранили на трое суток «за своевольное появление на полигоне» и сделали пометку в личном деле. Я приуныла – три подобных прокола, и можешь говорить «прощай» работе в участке – и решила держаться в тени.
И вот спустя четыре месяца подобной стажировки, когда я возненавидела старушек, бюрократию, форму, весь мир в целом и решила чуток всплакнуть, лейтенант Пэрри и застукал меня в закутке под лестницей.
Оценив сопли, слезы и глубоко несчастный вид притулившегося под лестницей стажера, лейтенант Пэрри скомандовал: «Поднимайся!» и повел меня наверх.
Вообще о лейтенанте надо рассказать отдельно.
Милмэн Пэрри был большой, вечно зудящей занозой в заднице у капитана Балбери, от которой тот никак не мог избавиться. Лейтенант был гением сыска и неизлечимым бунтарем. Причем Пэрри было неважно, на кого бузить: на начальство, стажеров, систему охлаждения, кофе в столовой, морских котиков, мигрирующих на север, – под раздачу мог попасть каждый.
По-моему, лейтенанту просто нравился сам принцип прущего против течения упертого лосося. Но у рыб там хоть цель есть, а вот чем руководствовался лейтенант Пэрри – загадка.
Невысокий человеческий маг выглядел на сорок с хвостиком, но в действительности ему могло быть и сто, или сто сорок. Ходили слухи, что у него большая семья, но мне было сложно представить себе женщину, способную выносить непростой характер лейтенанта.
Быть застуканным в минуту слабости Милмэном Перри равносильно тому, чтобы прикрепить к дверям список своих комплексов и слабых мест, а потом мужественно сносить шутки и подколы. Но, вопреки моим самым скверным ожиданиям, лейтенант заговорил совсем о другом.