Печать льда
Шрифт:
– Вот так ты отвечаешь мне на заботу? – притворно качнул головой Фейр. – Вот так ты следуешь долгу крови и почитания старших? Я слышал, что ты нашел себе опекуна – даже не опекуна, а опекуншу? Уж не для того ли, чтобы рассчитаться с уличной девкой за неимением денег магистерским перстнем?
Рин почувствовал, что жар приливает ко лбу и щекам, закрыл глаза, чтобы сдержать рвущийся из глотки рев, и едва не упал. Колени и плечи свело от напряжения судорогой.
– Ты потерял разум, Рин Олфейн, – продолжал между тем Фейр. – Мне больно это тебе говорить, тем более здесь, у Северной башни, на одном из мест суда и чести.
«Врешь!» – попытался закричать Рин, но тут же понял, что не может вымолвить ни слова. Он даже не мог шевельнуться! Неведомая сила стянула силками его руки и ноги, и окаменевший во рту язык не лишил его дыхания только потому, что и грудь его не вздымалась! Он словно обратился в деревянного болвана, на котором старина Грейн учил будущих защитников Айсы отрабатывать приемы с мечом!
– Скажи-ка, парень, – наклонился к взмокшему от пота Рину Фейр, пряча ключ за пазуху. – Разве я заслужил такое отношение? Разве дом Олфейнов заслужил позор и бесчестье?
– Ммммм! – затрясся, пытаясь разорвать оцепенение, Рин.
– Еще и дергаешься? – искренне удивился Фейр и неслышно для окружающих, но быстро и внятно вымолвил, не шевеля губами: – Я убил твоего отца, щенок! Жаль, что я не могу убить тебя! Законы Айсы пока не позволяют поднять с земли звание магистра, если у умершего нет прямых родственников. Ты сам обрек себя на муки, отказавшись от моего опекунства, как обрек на муки отца, более пяти лет не давая ему умереть назначенной мною смертью! А теперь дыши, пока я не перерезал тебе глотку.
Последнее слово Фейр произнес чуть громче и дунул в лицо Рину. В тот же миг тело вновь стало повиноваться сыну Олфейна. Его тело ожило, словно прорвавшая запруду вода.
Рин не сказал ни слова. Он зарычал, как выбравшийся из западни зверь, и бросился на обидчика. Он выхватил из-за пояса кинжал и ударил в отвратительное, усмехающееся лицо, надеясь вонзить клинок в горбинку между пустых глаз, но не попал. Фейр сделал легкое движение головой в сторону, и клинок скользнул мимо. Клинок рассек только край мочки уха, но в пустых глазах пылало торжество, словно дядя собственноручно отметил глубину царапины, а в следующее мгновение сразу несколько человек охнули, и крепкие руки охранников Фейра Гальда сковали обезумевшего Рина Олфейна надежней кандалов у пыточного столба.
Дядя пошатнулся. Он сделал вид, что пошатнулся, коснулся ладонью царапины и обильно размазал кровь по щеке и шее. А когда начал говорить, голос его полетел вдоль улицы Медников вплоть до Водяной башни и вернулся обратно эхом, которое заставило и ремесленников, и покупателей, и зевак, и прибежавших от северных ворот стражников, и высыпавших из вельтской харчевни горожан поежиться, словно их обдало холодным ветром.
– Ты пролил кровь рода! – громко сказал Фейр Гальд, показал толпе ладонь, выдернул из руки Рина кинжал и тоже поднял его над головой. – Ты опозорил
Фейр Гальд распахнул плащ и показал пустой пояс, на котором до этого дня неизменно висел меч.
– Ты недостоин называться сыном Олфейна! – выкрикнул Фейр, легко переломил кинжал, на рукояти которого был выгравирован круг с зигзагом Иски, башня и лодка, и бросил осколки к ногам Рина.
– Я вызываю тебя на поединок, молодой Олфейн! – громко произнес Фейр Гальд, сорвал с пояса Рина меч и воткнул его в стертый камень улицы Медников на ладонь. – У Водяной башни в праздник равноденствия я буду ждать тебя с утра. На девятый удар колокола после полуночи ты кровью смоешь оскорбление, которое нанес мне и дому Олфейнов! И если хоть кто-то посмеет тронуть до поединка горожанина Рина, временно носящего имя Олфейна, того я буду считать личным врагом.
Фейр Гальд сложил губы, словно что-то хотел сказать еще, но только дунул в сторону племянника, развернулся и пошел прочь. Четверо охранников, стискивавших руки и плечи Рина Олфейна, тут же оставили жертву и двинулись за хозяином.
Зашумели, зашевелились невидимые опустившим голову Олфейном зеваки. Зазвенели доспехами возвращающиеся к башне стражники. Застучали чеканы медников. Заскрипела дверь вельтской харчевни. Пролетел по оживающей улице ветер и дотронулся до взмокшего лица парня, и вслед за ветром прилетел гулкий голос колокола.
– Скоро полдень, – пробормотал под нос Рин и ухватился за рукоять меча, опустив лицо, чтобы никто не увидел слез бессилья, хлынувших по щекам. – Однако как ловко ты, Камрет, избежал встречи с ненавистным Фейром Гальдом! Куда же ты исчез, старик? Отчего твои карты не предупредили меня о предстоящем поединке? Или и впрямь нет никакого колдовства?
Клинок не подался и на волос. Да и не осталось сил у молодого Олфейна. Незамеченное зеваками последнее дуновение Фейра словно превратило Рина в древнего старика. К счастью, над его духом дядя был не властен, и Рин не разжал дрожащие пальцы.
Глава 7
ОРЛИК
Орлик был младшим сыном в большой семье. Конечно, он вышел ростом и силой и даже овладел грамотой, что среди вельтов считалось сродни умению разговаривать с духами. Но он был младшим в семье, последним среди пяти сыновей, старший из которых уже сменил на посту главы дома утонувшего в осенний шторм отца и сам успел с помощью коренастой вельтки вырубить из вельтской породы полдесятка белобрысых крепкоголовых наследников.
Сестер Орлика, славных крепостью кости и лона, разобрали по ближним вельтским домам загодя подобранные женихи, а три средних брата постепенно нашли себе жен в дальних селениях, в тех семьях, где случилась очевидная нехватка мужчин. Так Орлик остался один.
Старший брат не гнал его из дома. Да и в ладье, что попеременно служила то для добычи морского зверя, то для обороны от лихих тарсов, всегда бы нашлось место на скамье и весло потяжелее. Но юного вельта, который в молодые годы перещеголял ростом и силой всех богатырей в округе, тянуло за горизонт. Туда он и отправился. Сначала вдоль берега на юг, затем, когда добрался до тарских фьордов, на запад, нанявшись гребцом к смельчаку-торговцу, и постепенно обошел если не всю обитаемую сушу, то значительную ее часть.