Печать мастера
Шрифт:
– Боги всё слышат, – залепетал старик, делая шаг назад и наткнулся на Косту.
– Не слышат – злобно прошипел мужик, наступая на старика. – Твои боги не слышат! Бесполезные боги, бесполезные молитвы… ставь хоть сто свечей, рабом родился – рабом и умрешь…
– Не правда! Слышат!
– Слышат? – бугай перебросил ковш стоящему рядом мужику и легко, почти играючи, схватил старика за отвороты халата и подтянул к себе. – Тогда где твои боги? ГДЕ?! Отвечай!!! Где твои боги, которые допустили, чтобы ты заживо гнил тут, в этом трюме, как скот? ГДЕ ТВОИ БОГИ?! – он толкнул старика и тот кубарем покатился мимо Косты.
– Боги
– Испытания?! ИСПЫТАНИЯ? – снова заревел мужик, размахнулся и пнул старика ногой в живот со всей силы.
– Агггххх…
– Вот твои испытания! Вот твои боги! Молись им и скажи, чтобы остановили меня! МОЛИСЬ СТАРИК! Пусть остановят меня! – мужик пинал остервенело, со всей силы, старик катался по полу, бессмысленно прикрывая голову руками. – Пусть! – удар. – Твои! – удар. – Боги! – удар. – Остановят меня!!! – удар. – Или не боги? – мужик запрокинул голову вверх и расхохотался. – Кто-то остановит меня? – он обвел взглядом притихших людей, и Коста сделал шаг назад. – Ну же? Кто ещё тут верит в богов? Выходите! И пусть ваши боги защитят вас! Ты, – мужик ткнул пальцем в какого-то мальчишку, выше, но тоньше, чем Коста, – выходи! С таким личиком и жопой боги непременно защитят тебя! Удача непременно улыбнется тебе, когда тебя купят греть постель! Или ты, – мужик тыкал безостановочно. – Ты, выходи сюда! Ты! Ты! Ты! Что – никто? Боги оставили вас! Слышите?! – взревел он. – Оставили! Бросили! Богов нет! Иначе как они допустили такое?
– Есть… – тихий едва слышный шепот раздался с пола. – Есть, – тверже произнес старик, схаркивая кровь на доски. – Боги – есть…
– Ах ты тварь!!! – взревел мужик и прыгнул на старика сверху – что-то хрустнуло с хлюпом и старик притих. – Есть значит! Есть! Боги есть! – мужика оттащили за руки двое из тех, что охраняли ведро с водой и, продышавшись мгновение, бугай выпрямился – обвел красными от крови глазами трюм и пнул ведро со всей силы…
Коста ахнул, так же, как многие из тех, кто ещё не пил. Драгоценная влага текла по полу, смешиваясь с грязью.
– Раз боги есть – пусть напоят вас сегодня! Подадут воды и каши! С этого момента воду получат только те, кто скажет – «Боги оставили меня», – произнес он мстительно.
Коста прикусил губу, изо всех сил сжимая пустую миску в руках. Он не пил вчера вечером – ему не хватило, и не поил мастера. Последний раз он пил вчера утром, глотая грязную воду для мытья. У мастера – жар, ему очень нужна вода, очень….
– Хочешь что-то сказать? – бугай смотрел набычившись прямо на Косту.
Коста сжал пальцы так, что они побелели, обхватив миску.
Их – четверо и не вступится – никто. Воду и кашу получают только эти – их пускают за дверь. Они же и раздают – уже не одну декаду, и они же и устанавливают порядки…
Руки – достоинство каллиграфа. Руки – кормят. Беречь руки. И мастер должен выжить. Выжить – повторил про себя Коста, сжав кулак.
– Говори! – бугай сделал шаг вперед и Коста отступил назад, опуская глаза вниз, и помотал головой – нет. – Кто-то ещё хочет что-то сказать? Хочет?! Ждите вечера!
– Тише, мальчик, тише. Разожми пальцы, – шепнул ему «мастеровой» с «их корабля», которого тоже поймали в лесу в самый последний момент.
Коста
– Жди вечера, и не вздумай лезть, – хрипло посоветовали ему. – Я узнал вчера – они за эти декады шестерых забили до смерти в качестве демонстрации…
Коста посмотрел туда, где у двери так и валялся на полу старик, не подававший признаков жизни – никто не осмелился подойти к нему.
– Разве рабы не ценность? – прошептал Коста тихо. – Товар следует беречь. Даже кисти чистят, сушат и берегут.
– Ценность, но плыть долго, а бунты “внизу” бывают не раз и не два. Они не спускаются в трюм, – облизнул «мастеровой» пересохшие губы, глядя на пустую миску на полу – и Коста вспомнил, как вчера вечером, тот отдал треть своей воды, чтобы смочить губы и попытаться напоить мастера. А сегодня утром – они не получили вообще ни капли. – Еды и воды дают ровно столько, чтобы все были живы, не более. За дисциплину и порядок внизу отвечают эти четверо, – мастеровой кивнул в сторону бугаев, которые сидели в лучшем углу – рядом с небольшими окнами. – Дают мало – будешь делиться – не выживешь сам, просто не доживешь до аукциона… Эти четверо забирают чужие доли и тренируются, заметил?
Коста молча кивнул – он уже видел, как четверка вчера сгоняла с насиженных мест народ, потому что им не хватало пространства, чтобы отрабатывать движения.
– Хотят быть в хорошей форме к продаже, тогда вероятность того, что их купят выше – и выше ценность… Кому нужны полудохлые? – «мастеровой» закашлялся, прижимая руку к боку. – Нас бы везли в стазисе, но это – прорва силы, и потом проблемы… Как? – кивнул он в сторону лежащего рядом мастера.
Коста помотал головой – «плохо». Мастер горел как печка и начал дышать со свистом.
– Без плетений не выживет.
Коста помотал головой ещё раз – “знаю” и сжал зубы изо всех сил. Этот “мастеровой”, возомнил себя лекарем-недоучкой, имеющим право судить, кому жить, кому умереть.
Великий выискался. Даром, что сам наверняка знает знает два с половиной плетения, одно из которых – «светляк».
Плести «внизу» не мог никто, но “мастеровой” пощупал наставника, посмотрел язык, потрогал лоб, размотал повязку на том, что осталось от руки, нахмурился и не отшатнулся – уже за одно это Коста поставит за него свечу в храме. Если выберется.
«Нет». Это приговор. «Нет» – не выживет. Шансов нет. Если ничего не сделать – мастер просто сгорит за пару дней, сожжет внутренний жар.
«Нужны плетения или хотя бы травы с эликсирами» – посоветовал “мастеровой” ему то, что Коста знал и так. «Прощайся, у многих не было и этого».
Прощаться он не собирался.
Коста укутал Наставника сверху одеждой, которую снял с тех, кому она больше никогда не понадобится – за два дня отсюда вынесли двоих. Вытащил и снова скатал валик под голову – уложив мастера поудобнее. И сел рядом – охранять и думать. Ему не помешали бы краски, кисти, чистый лист и немного хорошего света… но, пока этого нет, он будет думать так.