Печать позора
Шрифт:
Вот вам и дружелюбие.
Я отрицательно помотала головой. Пусть попробует сделать это и пожалеет о том, что вообще связался со мной. Согласна, звучит немного наивно, но терпеть издевательства я больше не была намерена.
И что это вообще такое?
– Это средство от похмелья, - Николас будто прочитал мои мысли. Хотя не сложно было догадаться, о чём я думаю, смотря на эту жидкость, нахмурив брови. – Выпей, станет легче.
Голова и правда давала о себе знать, меня подташнивало, а солнце ужасно бесило. Хотелось закрыться в тёмной комнате, подальше от шума, и поближе
Я сделала глубокий вдох, и отпила немного.
Я ещё пожалею об этом.
Сладко, кисло и горько одновременно. Гадость какая. Надо было прежде спросить о составляющей этого лекарства от моего недуга. К горлу подступила рвота.
– Дыши глубже, - усмехнулся Николас.
Он стоял и наблюдал за мной, странно прищурив глаза. Чёрт, не надо было пить.
– Из чего оно? – я пыталась дышать ровно, подавляя рвотные позывы.
– Сладкий лимонный сок.
Теперь понятно, откуда такие вкусы.
Я хотела поставить стакан обратно на столешницу, но Николас не позволил, преградив дорогу.
– Надо допить.
– Мне бы лучше кофе…
– Нет, - Николас замотал головой, - кофе тебе сейчас противопоказан.
– Тебе какое дело? – резко спросила я, повысив голос.
Такая его забота раздражала, так как ставила меня в тупик. Передо мной будто стоял абсолютно другой человек. Добрый двойник всем известного Николаса Свена. Он шагнул ко мне, я отшатнулась. Николас замер, его лицо помрачнело.
Допей, или я…
– Да, да, зальёшь мне этот сок прямиком в горло.
Я выпила залпом и поморщилась. Издевательство над моим желудком.
Николас поднял меня за талию, развернулся и посадил меня на столешницу. Мы оказали нос к носу. Они почти касались. Николас взял стакан из моих рук и поставил рядом.
– Сейчас станет легче, вот увидишь, - практически прошептал он.
Его руки по-прежнему находились на моей талии. Мои ноги были плотно сдвинуты, поэтому рядом было только его лицо, но не его тело. Он надавил своим крепким торсом мне на колени, видимо, чтобы раздвинуть их, но я не собиралась делать этого. На мне короткая кожаная юбка. Я и так слишком открыта. Я попыталась оттолкнуть его, но Николс не собирался отступать.
– Убери от меня свои руки, - мой голос больше напоминал шипение.
Неужели Николас и, правда, думал, что со мной можно так легко играть? Что от его прикосновения я превращусь в желе?
Так было раньше. Сейчас реакция моего тела на него ничего не значит. Да, его прикосновение, дыхание дрожью проходят по моему слабому телу, но та рана кровоточит, напоминая о себе. Я выучила урок. Николас Свен, как змея, влил в меня тот яд, что два года разрывал моё сердце, мою душу на части. Я только начала собирать себя по осколкам воедино.
Обрыв смерти.
Так называется самое страшное место, недалеко от нашего городка.
Я подхожу к нему. Очень медленно, в надежде, что меня остановят. Обнимут. Скажут: «Ты с ума сошла? Как же я буду без тебя?». Но никто не останавливает. Порез на животе заживает,
Я морщусь, вспоминая вспышки фотокамер и его жесткий отрешенный взгляд. Николас стоял, скрестив руки, холодно наблюдал за происходящим. Это всё было подстроено. Но для чего? Что ему с того, что надо мной будут издеваться?
Я не понимала, а он и не собирался рассказывать. Я пытаюсь закутаться в простынь, на которой следы моего вчерашнего падения с небес на землю. Подхожу к нему, дрожа всем телом, сердце сжимается, но Николас даже не смотрит на меня. Из глаз текут слёзы, полностью смывая розовую пелену. Боль. Будто в сердце пытаются воткнуть затупленную отвёртку. Николас усмехается.
Нет, этого не может быть. Шум, фотовспышки не прекращаются. Смех. Они смеются, нашли новую игрушку. И её подарил им он, моя первая любовь, человек, которому я так бездумно отдала свою невинность. Ноги сами уносят меня из этой проклятой комнаты.
А в понедельник утром вся школа уже была обклеена моими фотографиями. Их было множество. Голая грудь, сонное лицо, волосы, разметавшиеся по подушке. На моих ягодицах простынь с пятнами крови. Я прикрываю грудь рукой и одеялом, на моем лице шок и слёзы. Я стою напротив Николоса, умоляюще смотрю на него, а он зло улыбается. Эти фотографии объединяло только одно – боль, слёзы и разрушенные иллюзии: что у меня есть друзья, что Николас Свен скрывает свое истинное лицо за маской равнодушия, что я могу понравиться ему. Я яростно срывала эти фотографии, крича и плача, но они появлялись снова и снова, каждый день. Отвертка входила в сердце все глубже и глубже.
С каждым днём становилось только хуже.
– Почему?! – кричала я, хотя от крика болел живот. – Почему вы не написали заявление в полицию?!
– Милая, вы немного поссорились – это не повод втягивать полицию…
– Не повод?! Тогда, что будет поводом?! Мама, ты видела мой живот?
Она побледнела, но быстро пришла в себя. Мама снова улыбалась. Я будто билась о бетонную стену. Непрошибаемая, холодная. Она улыбалась, хотя её ребенка чуть не убили. Даже кошки, и те защищают свое потомство. Отец даже не приехал из Майами. Я не видела его уже три месяца.
Моим родителям всё равно.
Вики. Я знаю, что это она порезала мне живот шпилькой своих новеньких блестящих туфелек. Я увидела её, на секунду открыв глаза в тот ужасный вечер. Слезы текли ручьем, перемешиваясь с кровью. Боль в сердце могла бы посоперничать с болью от раны. Вики ранила меня внутри гораздо больше, чем снаружи. До того момента она лишь наблюдала, но сейчас точно сделала свой выбор.
Что я сделала ей? За что она так со мной?