Печать русского символизма

История русского символизма теснейшим образом связана с историей его печатных изданий, прежде всего – ориентированных на публикацию литературы преимущественно «ангажированной», то есть откровенно заявляющих о своей принадлежности к данному течению. Мало того: вне связи с системой издательских, журнальных и газетных предприятий само представление о русском символизме будет неполным, а то и искаженным.

На протяжении всей истории символизма связь его представителей с теми или иными печатными органами определяла как литературную политику, так и принципиальную художественную ориентацию и отдельных художников, и целостных литературных групп. Наличие или отсутствие меценатов или широкого рынка спроса влияло не только на популярность журнала у читателей, но и на его художественное значение, поскольку крупнейшие литературные произведения воспринимались как долженствующие принести художнику, помимо известности, еще и прибыль. Ни один из заметных писателей-символистов не мог пренебречь литературными гонорарами, потому все они стремились установить активную связь с периодическими изданиями, дававшими наиболее регулярный доход. При этом на протяжении большей

части своей истории символизм представлялся издателям и редакторам наиболее традиционно популярных и потому состоятельных журналов явлением очевидно «болезненным», отталкивающим читателей, потому тем, кто не желал поступиться своими художественными принципами, приходилось так или иначе балансировать на грани между широким спросом (и, соответственно, большими гонорарами) и независимостью, приводившей к замкнутости в кругу собственно символистских изданий.

Даже в период наибольшей популярности писателей-символистов круг читателей специфически символистской периодики был весьма незначителен, что приводило к серьезной конкуренции, выразительно описанной В. Я. Брюсовым в письме к отцу: «Среди „декадентов“, как ты видишь отчасти и по „Весам“, идут всевозможные распри. Все четыре фракции декадентов: „скорпионы“, „золоторунцы“, „перевальщики“ и „оры“ – в ссоре друг с другом и в своих органах язвительно поносят один другого. Слишком много нас расплодилось и приходится поедать друг друга, иначе не проживешь» [1] . Но при всей остроте столкновений внутри символистского лагеря по отношению к своим оппонентам все без исключения издания, нас интересующие, выступали единым фронтом. При этом было чрезвычайно существенно не только то, что символизм конституировал свои эстетические положения в форме теоретических деклараций, но и его стремление создать свой, принципиально новый тип журнала и книги.

Следует отметить, что мы считаем нужным и даже неизбежным говорить о печати русского символизма как едином явлении, а не специально о его периодике, то есть о газетах и журналах. Прежде всего, специфически символистских газет практически не существовало (единственное исключение – «Литературно-художественная неделя», которой вышло всего-навсего 4 номера), поскольку газета имела смысл лишь как партийное или откровенно коммерческое предприятие, художественные же интересы, вдобавок ограниченные рамками «нового искусства», не могли привлечь необходимых для издания средств. Но отсутствие газет компенсировалось весьма активным использованием формы периодического сборника, который мог замещать собою журнал в тех случаях, когда средств на выпуск последнего не хватало («Русские символисты», «Северные цветы», «Факелы» и др.). А в условиях особой семиотической наполненности символистского искусства – во всяком случае, до середины 1900-х годов – специальный смысл приобретало издание любой книги в специфически символистской фирме. Потому каталог изданий мог носить характер принципиальной декларации (как то было с каталогом «Скорпиона» и отчасти «Мусагета»), набор книг для публикации не был случайным, периодические издания могли включаться в каталоги книг (как журнал «Весы» в каталоги «Скорпиона») или же, наоборот, самостоятельно выпускать книги (как делало «Золотое руно»). Именно поэтому история символистской периодики не может быть понята в отрыве от истории всей издательской деятельности русских символистов.

Наконец, существенно оговорить также, что рассмотрение печати русского символизма вносит некоторые новые акценты в восприятие самой истории этого литературного направления, потому наша книга открывается с краткого очерка истории символизма в связи с деятельностью книгоиздательств и периодики, за ним следует специальный анализ издательских предприятий, и лишь две последние главы описывают собственно периодику и коллективные сборники русских символистов.

При этом нас будут интересовать не те органы печати, которые эпизодически отводили на своих страницах место символистам (а таких было довольно много), а те, где сотрудничество с представителями «нового искусства» было заложено в программу издания. Оставляем также в стороне журналы и издательства «общекультурные», где символисты активно сотрудничали после обретения широкой популярности и тем самым возможности восприниматься независимо от символизма как литературного направления (таким был, например, журнал «Русская мысль» эпохи Мережковских – Брюсова – Любови Гуревич или издательства М. В. Пирожкова и «Шиповник»), ограничиваясь лишь кругом «партийных», «ангажированных» изданий.

Важную часть нашей книги составляет довольно обширная библиография, предназначенная для тех, кто захочет углубленно заниматься историей печати русского символизма и тем самым всей его литературой, теснейшим образом связанной с печатью. Раздел «Краткие биографические справки» дает сведения о большинстве авторов и издателей, названных в книге.

Русский символизм был весьма неоднороден, состоял из нескольких группировок, потому классификация его исторического развития не может быть однозначна. Предлагаемая здесь схема исходит из осмысления как внутренних, так и внешних факторов и потому не рассматривает принципиальные концепции исторического развития, основанные только на внутренних закономерностях (см., напр., работы А. Ханзен-Лёве и Н. Г. Пустыгиной, а также З. Г. Минц, названные в библиографии).

Попытки написать историю символизма начались очень рано, и еще в 1903 М. Я. Шик излагал В. Я. Брюсову план своей подробно разработанной, но оставшейся неосуществленной работы о новейшей литературе, где центральное место занимала бы именно история символизма [2] . В 1907 г. не очень талантливый поэт, стоявший довольно

близко к символистам (особенно к Вяч. Иванову), Н. Е. Поярков попытался дать описание русской «новой поэзии», в том числе и ее изданий, однако история направления его не очень интересовала.

Неоднократно попытки описать историю символизма предпринимались самими символистами. Как о наиболее значительных опытах необходимо напомнить о «Заветах символизма» и позднейшей энциклопедической статье «Символизм» Вяч. Иванова, «О современном состоянии русского символизма» Блока, «Русских символистах» Эллиса [3] и др. Уже зарекомендовавший себя как близкий к символистам поэт и эссеист М. Л. Гофман в 1909 г. представил на суд читателей свою схему развития символизма. Попытка создать универсальную историю русской литературы начала ХХ в. была предпринята С. А. Венгеровым в оставшейся незавершенной «Русской литературе ХХ века» (М., 1915–1917), где, естественно, много внимания было уделено историческому развитию символизма.

Радикально (если не экстремистски) пересматривавшие самые разнообразные исторические схемы советские авторы довольно рано обратили внимание и на историю символизма. Так, еще в 1929 г. поэт В. Саянов напечатал довольно большую работу «Из истории русского символизма», дополнявшуюся другой – «Акмеизм» (в которой много места было уделено кризису символизма) [4] . К середине 1930 гг. в советском литературоведении сложилась стабильная схема истории символизма, наиболее развернуто и убедительно изложенная Б. В. Михайловским [5] , многократно с незначительными коррективами излагавшаяся и далее в различных учебных пособиях. Она же легла в основу трактовки символизма в наиболее развернутой советской трехтомной истории русской литературы этого периода [6] и в академической «Истории русской литературы» [7] . С привлечением к анализу истории философии и истории искусства сходную схему создала авторитетная английская исследовательница Аврил Пайман [8] .

Отметим, что в трехтомнике 1968–1972 гг. специальную статью о символизме писал Б. В. Михайловский, поэтому она варьирует его давние представления, но другие материалы трехтомника вносят в его представления известные коррективы, поддержанные авторитетным для своего времени историком литературы Л. К. Долгополовым [9] .

Из трудов постсоветского времени следует отметить работу И. В. Корецкой «Символизм», равно как и весь двухтомник «Русская литература рубежа веков (1890-е – начало 1920-х годов)», подготовленный в ИМЛИ при участии многих российских и иностранных ученых [10] .

Мы (отчасти учитывая цели данной книги) предлагаем следующую периодизацию истории русского символизма, основанную на сочетании эстетических и общественно-литературных факторов. К первым относятся создание собственно художественных произведений и оформление (в устном или письменном виде) теоретических положений направления, тогда как ко вторым – возникновение (под воздействием различных факторов, среди которых эстетические далеко не всегда играют решающую роль, уступая место экономическим, религиозным или квазирелигиозным, редуцированным, но все же имеющим место политическим и т. д., вплоть до чисто личных связей или разрывов) групп и направлений, влияние политического положения в стране на искусство, состояние рынка печатной продукции и газетно-журнального рынка и т. д., вплоть до создания общественной среды, готовой к потреблению художественной продукции, производимой писателями-символистами.