Печать волка
Шрифт:
— Ты хочешь сопровождать меня? Или это все — постыдная обязанность? Помнишь, ты сказал, защитив меня от бандитов… — Летиция повторила по памяти: — Гнусная работенка. — Ланн поморщился, словно от зубной боли. — Ты просто делал то, что должен. Но я не хочу, чтобы так было сейчас. Ты волен распоряжаться своей жизнью.
— Ты мне разрешаешь?
Летиция пропустила колкость мимо ушей.
— Ответь.
Ланн зевнул, не удосужившись прикрыться ладонью.
— Нет.
Она не поверила своим ушам.
— Нет?
— Девичья душа жаждет признаний, — сказал Ланн, и госпожа ди Рейз поняла, что он либо притворялся, что вино ударило ему в голову, либо окончательно протрезвел. В его голосе звенел металл. — Но ты не вправе требовать их от меня. Я сказал, что согласен быть твоим спутником. Чего я хочу, вас не касается, госпожа Летиция.
Она опешила. Всего сутки назад Ланн был совсем другим — таким отзывчивым и теплым. Летиция не понимала, что с ним происходит: как будто близость цивилизации вызывала у него приступы аскетизма. Интересно, он продолжит время от времени потчевать ее этим холодом, или все изменится, как только они выйдут за врата поместья?
— В чем твоя проблема? — резко спросила она.
— А твоя?
Они воззрились друг на друга. Дольше обычного тянулись минуты. Летиция первой сдала позиции. Она устала. Возможно, они поговорят утром, ведь сейчас Ланн не выглядел вменяемым. Госпожа ди Рейз развернулась и быстрым шагом направилась обратно в постель.
— Стой. — Ланн настиг ее у дверей спальни. — Стой, я сказал!
Госпожа ди Рейз невозмутимо взялась за дверную ручку и приоткрыла дверь в комнату, но Ланн хлопнул обеими ладонями по двери, закрыв ее вновь. Летиция обернулась и взглянула на ульцескора, плотно стиснув губы.
— Что? — спросила она. Ланн молчал. — Я иду спать.
— Я. Хочу. Быть. С тобой.
Летиции стало тесно и горячо в груди. Создавалось впечатление, что вместе с этими словами из Ланна выходят сгустки темной крови. Ульцескор переступил через себя, чтобы сказать ей это. Его губы тоже были упрямо сжаты. Она почему — то испугалась.
— Хорошо, — согласилась девушка. — Дай мне войти.
Ланн шагнул назад, держа ладони поднятыми, словно кто — то наставлял на него арбалет. Летиция поспешно скрылась за дверью спальни, убегая от его взгляда. Но она все равно не могла уснуть, думая обо всем сразу. Разумно ли доверять свою жизнь этому человеку? Что творится в голове Ланна, что он скрывает? Имя, озвученное ульцескором, кому оно принадлежит? Ее мучили сомнения, но в одном Летиция была уверена: она не передумает. Она не может остаться в поместье, даже если ей придется попрощаться с вольготной, легкой жизнью и во всем положиться на Ланна, менявшего мнения как перчатки. Ничего из того, что мог предложить ей Сильдер Рок, ее не интересовало.
Летиция зарылась головой в подушку. Нельзя иметь все сразу. Ей было жаль отца, который завтра утром получит очередной удар ножом в спину от любимой дочурки; она все еще не наговорилась с Вилл после долгой разлуки. Может быть, у Летиции было черствое сердце, если она желала поменять общество дорогих ей людей на новые возможности. Но врата были открыты, внешний мир звал ее к себе, и она не могла противиться этому зову — как тогда, в Лете.
На следующее утро Натан вызвал Ланна в свой кабинет. Хозяин дома выглядел измочаленным — видно, госпожа Летиция уже успела сообщить ему последние новости. Натан передал Ланну контракт. Тот принял его и поклонился: этого требовали приличия.
Натан был удивительно скуп на слова. Никаких нотаций или наставлений.
— Ты справился со своей задачей, — сказал ди Рейз. — Но видеть я тебя больше не желаю. Проваливай.
Ульцескору не в чем было его упрекнуть: Ланн и без выходок Летиции наделал достаточно ошибок. А теперь все обернулось таким образом, что он увозит дочурку ди Рейза за тридевять земель и одна Богиня ведает, когда она вернется домой.
Натан повернулся к нему спиной, и Ланн, не решившись оставаться в поместье дольше положенного, покинул дом, вышел за врата и спустился с утеса по каменной лестнице. Они с Летицией не договаривались о встрече, но Ланн не сомневался, что рано или поздно девушка придет сюда.
Госпожа ди Рейз появилась к полудню — в походном облачении и сумкой в руках. Ульцескор встал при ее появлении, отметил чуть покрасневшие веки, но не взялся утверждать, что их причиной были слезы. Может — и ему хотелось в это верить — она просто не выспалась. Вчерашний разговор сидел в мозгу Ланна болезненной занозой: кто тянул его за язык? Я хочу быть с тобой. Он уставился в землю.
— Неужели отец тебя отпустил? — спросил Ланн
Летиция бросила на поместье прощальный взгляд: одноэтажный дом с белокаменным крыльцом и изящной балюстрадой, опоясывавшей балконы, широкое зеленое поле для крокета, уютный сад с двумя резными скамейками в окружении красных роз. Маленький, уединенный рай, в котором кто угодно был бы счастлив — кроме нее. У Летиции защемило в груди. Несмотря на то, что девушку душили слезы, ее голос звучал подчеркнуто весело:
— Сначала он сказал: «Только через мой труп». — Она сердито топнула ногой, подражая отцу. — Но он знает, что если я что — то решила, меня не переубедить. Я обещала ему, что приеду, как только смогу. То же самое я сказала Вилл. Но я солгала.
Встретив озадаченный взгляд Ланна, она взяла ульцескора под локоть и грустно улыбнулась ему из тени капюшона. Невидимая глухая стена встала между ней и родным домом. Сколько ни оглядывайся назад, это не изменится.
— Я солгала им обоим, — тихо повторила Летиция. — Я не собираюсь возвращаться сюда. — Она до боли стиснула его руку. — Все мы — волки, которые лишь притворяются людьми. Верно, Ланн?
Он не ответил.
Эпилог
— Сожгите ведьму! — неслось отовсюду.
На горизонте распускалась уродливая, оранжево — черная роза. Она с ненавистью оглядела разношерстный люд, теснившийся перед помостом: казалось, что весь городок, и стар и млад, собрался посмотреть на предстоящую казнь. Как она ни старалась, ей не удалось доплюнуть до зевак, толкавшихся в первых рядах. Спина была мокрой от пота, ссадина на затылке отзывалась тупой болью, во рту пересохло. Ужасно хотелось пить. Молодой охранник взирал на нее с явным сочувствием, но она не стала просить у него воды. Это значило унизиться — а она не собиралась унижаться ни перед кем.
Больше всего Морвена любила истории о злых колдуньях, которые обманывали и мучили людей. Они заманивали их в свои убежища, заставляли собирать отравленные ингредиенты для зелий, от которых дохли мухи, а неугодных просто швыряли в печь. Эти колдуньи были преимущественно старыми и некрасивыми, у них имелись длинные носы, крючковатые пальцы и горбатые спины, что позволяло им время от времени прикидываться больными, немощными старушками. Cказки Морвена не дочитывала: ее не интересовала дальнейшая судьба рыцарей и освобожденных ими красавиц, а злые ведьмы, как правило, в конце погибали.