Педагогический арбуз
Шрифт:
– Если не будет спать один, на море не пойдут все, - нарушаю я обет молчания.
Нехитрый прием достигает цели. Охота была оставаться в лагере со всеми! Иголочкин закрывает глаза.
И вот наконец первый искренне спящий. Он посапывает тихонько, нежно и осторожно, как начинающий закипать чайник.
Взрыв!
Нет, это мне показалось. Просто в палатку шагнул старший пионервожатый.
– Начальник приказал, - радостно сообщает он, - чтобы из абрикосов готовили компот.
Старшин вожатый у нас личность заметная. Зовут его Серьезным Парнем.
Меня визит Серьезного Парня привел в бешенство.
Пришлось снова повторять все этапы засыпания.
Как часто говорят о детях: "Все они хорошие, когда спят!"
Я прошел по рядам.
Правда, до чего хорошие!
ВЫСШАЯ ПОЛУМЕРА
Разбудить отряд после горна - забота дежурного.
Мне предстоит побудка иная: председатель совета отряда мирно почивает в своем высоком звании, как в мягком кресле.
Мы садимся на скамейку под развесистым абрикосом.
– Ты же председатель. Как говорит старший вожатый, ты же серьезный парень...
– начинаю я. Мощное педагогическое средство в моих неумелых руках не дает эффекта.
– Совсем желтый, - восхищенно шепчет мой собеседник, глядя куда-то вверх.
– Да ты слушай! Ты должен организовать и возглавить зеленый патруль. Рвать абрикосы нельзя, созреют - компот сварим. Понял?
– Конечно.
Д сам смотрит вверх.
Диагноз: "абрикосный гипноз". Сам болел когда-то.
Ладно, оставим до вечерней беседы.
Перед отбоем у нас, как говорит Зоя, "Институт Вечерних Бесед". Я подвожу итоги дня, каждый может задать один вопрос. Многие ребята от своего права отказываются - вероятно, им и так все в жизни ясно.
В лучшем случае спросят:
– А завтра на море пойдем?
– А завтра "мертвый" час будет?
Или еще что-нибудь столь же бесподобное.
Зато Иголочкина всегда мучают недоумения и сомнения. Его вопрос звучит так:
– А если кто завтра будет рвать абрикосы, то, когда пойдут на море, его возьмут или он останется в лагере, потому что будет наказанный, раз рвал абрикосы?
Конструкция громоздкая, но смысл предельно ясен.
– Знаешь, Зоя, - говорю грустно после отбоя, - хочу я закрыть Беседы. Мало толку в них.
Вообще я сегодня недоволен собой. Председателя не проймешь. Беседы не клеятся.
Вдруг на танцевальной площадке появляются три тени. Они издают странные звуки: не то плачут, не то давятся смехом.
Поодаль следует четвертая. По тщательно непричесанной голове я сразу узнаю вожатую третьего отряда Валентину Матвеевну. Да и походка ее. Она несет свое стройное тело так, словно у нее вся земля под башмачком. Кричит она громко и зло, в спящем лагере слышно каждое слово.
– Я вот вам сейчас устрою зарядку! Ишь, не спится им! Встать смирно! Присесть! И не смеяться! Стоять на одной ноге! Напра-во! Бегом вокруг площадки -
Три тени никак не могут побороть смех, потом, когда слышно только их шумное дыхание, четвертая тень отправляет их в палатку и скрывается в том же направлении.
– Вот дикость! Ты понимаешь, Гераська, она-то ведь убеждена, что делает доброе дело. Думаешь, они будут теперь спать? После такого возбуждения? И потом я уверена, что там вся палата уже вверх ногами ходит.
– Может, пойти сказать Валентине?
– Завтра скажешь. На летучке. Но боюсь, что не поможет. Будь моя воля, я бы таких на пушечный выстрел не подпускала к детям. На выстрел из самой дальнобойной пушки.
– Тебе никто не нравится.
– Вы нравитесь, сударь.
– Не длинный список.
– А ты не задавайся. Вот в первом - прекрасный вожатый. Ты заметил, у них какой-то двухэтажный отряд. Весь день они сидят на шее у вожатого, делают пирамиды. У него есть свое лицо.
– Если есть шея, должно же на ней что-нибудь быть.
– Не обязательно. У Валентины, например. Она все время приговаривает ребят к высшей полумере.
– То есть?
– Очень просто. Шуму, крику хоть отбавляй.
А толку нет. Потому что все не до конца, не до ума - все на полумерах. Дети это чувствуют.; Такой педагог приносит только вред.
– Откуда ты все это знаешь?
– Я же учусь заочно в пединституте у нас в Рязани. Пишу работу в научном студенческом обществе. Вот об этом обо всем... Ну к черту высокие материи! Смотри, какая ночь! Слушай, я тебе почитаю настоящего Рождественского.
ЗЕМНЫЕ ЗВЕЗДЫ
– Ух, законная кинушка! Как он тому - раз.
А тот - фьють - и кубарем! А шторм!.. Тот кричит, а этот стоит... Я четыре раза смотрел.
Мальчишки внимают рассказчику с восторгом. Еще бы, ведь он подробно знакомит их с содержанием и героями фильма "Алые паруса", который будет показан через час. Потом кто-то вспоминает, что надо занять места раньше всех. Мелкота, словно воробьи, шумной стаей перелетает к самому экрану. Ребята постарше остаются. Я и Зоя с ними.
– Зоя Васильевна, расскажите что-нибудь.
– Ладно, слушайте. Жили-были на свете мы. Жили в разных краях, были счастливы каждый у себя. А потом взяли съехались и прожили двадцать пять дней вместе. Завтра расставаться. И не хочется, правда?
– Давайте же дружно поплачем по этому поводу.
– Нет, Герасим Борисович, есть другая причина для скорби: сколько на свете мест, где нас ждут друзья!
А мы там еще не были, мы еще незнакомы с ними.
– Эх, пошататься бы сейчас по земному шарику!
– вздохнули слева.
– Пошататься и по лагерю можно, - возразили справа.
– Пройти бы по свету и доказать всем верующим, что бога нет.
– Да ну их, этих верующих! Вон спутник летит, а вы...
Все подняли головы. Кто-то помахал рукой, приветствуя далекую светлую точку. А на земле, метрах в ста от нас, начался киножурнал.