Педагогический арбуз
Шрифт:
За что учителя любят школу? Каждый, наверное, ответит по-своему.
В дверь кабинета Веры Николаевны поскреблись, и на пороге появился Федотыч, неслышный, неслово"
охотливый человек - завхоз.
– Разбили, - доложил он.
– Что?
– Стекло.
– Где?
Когда все стало ясным, Федотыч так же неслышно исчез. К моему удивлению, лицо завуча не выразило никакой досады.
– Люблю школу за то, что в ней всегда что-нибудь случается, улыбнулась Вера Николаевна и, отложив все дела,
Мне часто теперь приходит в голову, что настоящий учитель - оптимист до мозга костей. Потому что самое страшное в его деле - опустить руки.
Когда Вера Николаевна вернулась, за ней плелся Димка Иголочкин. Лицо его было скучным.
– Значит, не ты?
– Не я.
– А кто же тогда?
– А я почем знаю.
– Кто, кроме тебя, был во дворе?
– Витька. Мы в баскет играли.
– Может быть, он?
– Нет.
– А кто же тогда?
– А я почем знаю!
Было ясно, что пластинку "заело" надолго.
– Не понимаю только, зачем он бил мяч ногой?
– листая журнал, спросила Вера Николаевна равнодушно.
– Так он же не ногой...
Димка осекся. Мне даже показалось, что он покраснел.
– Вы все видели?
– Нет. Я прочитала. По глазам прочитала.
Димка отвернулся к стене.
Вера Николаевна лукаво подмигнула мне и обратилась к ученику:
– А теперь, Дима, давай разберемся, помог ты Вите или нет?
– Чего разбираться! Витьке теперь влетит от отца.
Он знаете какой...
– С Витиным отцом я поговорю сама, а вот что будешь делать ты? Кто же тебе после этого будет верить?
Иголочкин был окончательно изобличен и послан за дневником. Я встал.
– Вартан Сергеевич говорит, что у вас богатая педагогическая интуиция...
– Вы его больше слушайте, - прервала меня Вера Николаевна.
– Он все свои таланты другим приписывает.
– А вот этот случай?
– Просто некоторый опыт.
ЧЬЮ ДУШУ ЖЕЛАЕТЕ?
Увы! Мои собственные опыты в педагогике оставляли желать лучшего.
Я знаю, что со мной это больше никогда не случится. Именно поэтому я должен рассказать обо всем.
Скука - такая штука: кто не работает, того и ест.
Тот день с самого начала был какой-то скучный. Бывают такие дни в школе. От них головная боль. Самое лучшее лекарство в этом случае заняться делом.
Пойти в читалку, развеяться, задумать что-нибудь совершенно удивительное. Но нельзя - "служба". Иной раз сидишь в школе до ночи, уборщица никак не выгонит, а уйти на час раньше - разговоров и объясненин не оберешься.
Во всяком случае, высиживал я в учительской оставшиеся полтора часа и слушал, о чем говорит Елизавета Порфирьевна со своими студентами-практикантами.
– Вы, Костя, слишком либеральничаете, - долетало до меня.
– Вам нужно больше твердости. И вообще
Дальше я не слушал, но последняя фраза засела в моей разбухшей от гудения голове. "Не выгонишь - не станешь..." Прозвенел звонок. Ко мне подошла Вера Николаевна. Оказывается, заболела учительница литературы. Завуч попросила меня пойти на урок к пятиклассникам. Видимо, я изменился в лице, потому что она слегка тронула меня за локоть и улыбнулась.
– Да вы не бойтесь. "Муму" почитаете им вслух. Ну?
Впервые я вошел в класс почти учителем. Я даже не испугался, до такой степени струсил. Пока вел перекличку, немного пришел в себя. В классе не было четверых. Против их фамилий поставил в журнале "н".
Рыжая голова с передней парты, внимательно следившая за кончиком моего пера, с сожалением изрекла:
"Герасим Борисович, не туда". От волнения я поставил все четыре "н" в географию (ее сегодня не было в расписании). Я отложил журнал.
– Встань. Твоя фамилия, по-моему, Кащенко?
– Ага, - кивнула голова.
– От вы имена запоминаете!
Я покосился в журнал.
– Так вот... Яша. Разве ты не знаешь, что журнал ведет учитель? И что подглядывать некрасиво?
– Так вы же не учитель, - искренне удивился Кащенко и сел на место. Волосы торчали на его голове клочьями, словно застывшие язычки маленького костра.
"Этого... удалю, - решил я.
– Посмотрим, кто кого... боится..."
Я сейчас прогоняю свою совесть сквозь строй воспоминаний, связанных с тем уроком. Кащенко я всетаки... Да, да... Он сопротивлялся. Но все-таки я его вытолкал.
Судьба иронична. На сей раз ирония ее была зла.
Когда меня совершенно замучило раскаяние и я готов был идти извиниться к Яше, он сам явился ко мне... с повинной. Как я понял, "под давлением общественности" (которая шныряла вокруг с сияющими лицами).
Конечно, дергать за косу соседку на уроке, да еще когда читают "Муму", нельзя. Но я-то не мог забыть, что я ставил цель...
Угрызения совести могут загрызть насмерть. Тогда я вышел из класса совсем больной.
– Герасим Борисович, вы не расстраивайтесь, он у нас вообще такой. У него и рыбки сдохли. А у его соседа собака с ума сошла, - успокаивали меня пятиклассники как могли.
– Идемте во двор, в "Чью душу желаете?" поиграем.
Вытащили меня на воздух.
Земля качалась подо мной, но упорно не проваливалась.
– Гера-асима Бори-исыча!
– отрезвляюще донеслось до меня.
Как все просто в этой игре! Чью душу желаете, та и ваша. Разбежался, прорвал крепко сжатые руки в шеренге напротив - и душа твоя. Веди ее с победным криком в свой стан. Как все просто в этой игре!