Педант
Шрифт:
– Заходи. – Гера потянул за ручку высокую стальную дверь. – Только не свисти громко, денег не будет.
Я вошел и… нет, не засвистел, сдержался. Только спросил, когда от обилия мониторов зарябило в глазах:
– Ого! Это что, ЦУП?
– Вроде того, – довольно усмехнулся бывший сосед по общежитию. – Ты заходи, заходи… Аркадий Петрович! Вот он, ваш отличник!
– Доброе утро, Вадим, – донеслось откуда-то из мониторного междурядья.
– Доброе, – согласился я, подавив зевок. Но до чего же ранее!
За большим панорамным
Профессор встал. Маленькая седая голова вынырнула из-за спинки кресла, как некогда – из-за кафедры первой поточной аудитории. Я отметил, что Аркадий Петрович тоже ни капли не изменился. Впрочем, ему и десять лет назад было некуда дальше стареть.
– Вы извините, Вадим, что пришлось вас разбудить…
– Да ничего, не в первый раз, – успокоил я и огляделся. – А где… Знаете, меня ведь даже не предупредили, с кем мы будем переговаривать. Они еще не прибыли?
– Прибыли, – вздохнул профессор. – Девяносто шесть дней как прибыли. Вот они.
Безукоризненно отшлифованный ноготь постучал по стеклу большого монитора.
Я взглянул на экран и уронил тело на стул. Вскочил. Посмотрел на профессора, потом на Герку. Медленно сел и спросил:
– Это то, что я думаю?
– Нет, это гайка калибра четыре тысячи восемьсот, – сообщило существо с именем тургеневского живодера и глумливо осклабилось.
– А эти белые фигурки… Это ведь люди, да? – Я склонил голову набок, стараясь разглядеть подробности. – Или…
– Люди, люди, – подтвердил Герасим. – Да ты не думай, наши они, человеческие. Разведчики.
– А почему на них…
– Это защита. Не знаю, сам такой никогда не видел. Только в кино.
– Интересно, – пробормотал я, – какой у этой гайки должен быть болт.
– Болт, кстати, был! – Герка хихикнул. – Нормальный болт, высотой с девятиэтажку. Только головка не плоская, а шариком.
– И куда делся?
– А кто его знает? Прилетел, отвинтил гайку, а сам – фьюить!
– А-а… где это все?
– Граница Калужской, Тульской и Орловской областей, – ответил Аркадий Петрович. – Заповедник Калужские Засеки. Охранная зона. К счастью.
– И как окрестные жители отнеслись к этому… шапито? – Я ткнул пальцем в соседний экран. На нем красовался купол защитного цвета, который, пожалуй, слился бы с окружающими деревьями, если бы не возвышался над ними, как слон над травой. – В нем же метров сто пятьдесят, если только эти березки не карликовые.
– Почти двести, – внес поправку Герка и снова хихикнул. – С пониманием отнеслись. Ты смотри, смотри, сейчас самое интересное начнется.
Но даже после предупреждения я не смог сдержаться, глядя, как невидимая сила в один миг разметала по полю фигурки в смешных надутых скафандрах. Наши фигурки, человеческие.
– Что с ними? – Я вскочил. – По ним стреляли?
– Да нет, это они сами – от неожиданности. Их просто немного… отодвинули. По крайней мере, так они описали свои ощущения, когда вернулись.
– Так они живы? А эти двое, которые упали?
– Погоди, сейчас поднимутся. Да ты не волнуйся, Вадь, это же запись. Все-все живы, – успокоил меня Герка, а потом зачем-то добавил: – Пока.
– Дальше ничего интересного. – Аркадий Петрович проводил взглядом разведчиков, похожих на белые пешки, в панике покидающие шахматную доску, и щелкнул кнопкой на пульте. – Взгляните-ка лучше вот на это. Эту запись передали на третий день на всех телевизионных частотах. Хорошо еще слабым сигналом.
– Ага. А еще хорошо, что в окрестных деревнях не так много телевизоров, – подхватил Герка, улыбаясь чему-то. – Ну, и что передача черно-белая.
– Пока что белого маловато, – заметил я, глядя на темный экран, и прислушался. – А что это за звук? Это из колонок? Как будто кто-то…
– Сейчас, я сделаю погромче, – сказал профессор. – Секундочку… Вот.
В следующее мгновение по залу разнеслось громоподобное:
– ПОИСКОВ ЗОНУ СПЕРВА ПОДЕЛИВ НА КВАДРАНТЫ, МЧАЛИСЬ, ПОДОБНО ГОНИМОЙ КОСМИЧЕСКОЙ ПЫЛИ, К ЦЕЛИ СТРЕМЯСЬ, СЛОВНО ЧЕРВИ ВГРЫЗАЛИСЬ В ПРОСТРАНСТВО, ОПЕРЕЖАЯ ДВИЖЕНЬЕ НЕСПЕШНЫХ ФОТОНОВ…
– Простите, получилось слишком громко.
– Да ничего, – сказал я, отнимая ладони от ушей.
Когда звучащий из динамиков голос стал тише, я понял, что не ошибся, это действительно были стихи. Какое-то архаичное пятистопье, более подходящее для описания осады Трои, чем для повествования о космическом перелете, или о чем это с таким пафосом вещал голос. Однако вскоре мне стало не до него, потому что сквозь темноту экрана наконец проступило изображение.
– Господи! – Я прильнул к монитору, хотя первым моим порывом было как раз отшатнуться. – Это фото или видео?
– Видео, – ответил профессор. – Просто он почти не двигается.
– Да уж, малый не суетлив, – поддакнул Герка.
– А это… это всё руки? – спросил я.
– Или щупальца, – сказал Гера. – А может, пальцы. Кстати, их ровно сорок восемь.
– А-а… где еще два? – сморозил я очевидную глупость и получил достойный ответ.
– Может, на спине? Спиной он еще не поворачивался.
– А вот эти вот? Ну, как будто лампочки…
– Предположительно, глаза.
– Ой!
– Я же говорил, иногда он двигается. В основном лицом. Наши физиогномисты различили на этой записи больше десятка выражений.
– Больше десятка!
Я рассмеялся, чувствуя себя подростком, если не сказать мальчишкой! Да и как тут не почувствовать: ведь вот же оно, воплощение мальчишеских грез, пялится на меня с экрана своими глазами-лампочками, шевелит руками-щупальцами, поводит из стороны в сторону огромной трапециевидной… наверное, все-таки головой. Даже сердце кольнуло: вот оно! Не ради африканских божков, европейских дипломатов и азиатских бизнесменов, не говоря уж о психопатах всех мастей. Вот ради чего ты проучился восемь лет, а потом еще десять – оттачивал профессиональные навыки.