Пехотная баллада
Шрифт:
Тролль, постукивая корнями дубины по полу, подошел к столу под взглядами новобранцев и перепуганного капрала Страппи.
– Хочу, ета, записаться, – сказал он. – Хочу, ета, исполнить долг. Гоните шиллинг.
– Ты же тролль! – не выдержал Страппи.
– Ну, ну, капрал, – вмешался сержант Джекрам. – Ни о чем не спрашивай, ничего не говори.
– Не спрашивать? Не спрашивать?! Сержант, да это же тролль! Самый что ни на есть утесистый тролль! У него под ногтями трава растет! Это тролль!
– Точно так, – сказал Джекрам. – Запиши его.
– Ты хочешь с нами сражаться? – пискнул Страппи.
У
Тролль проанализировал вопрос. Рекруты стояли молча, забыв донести кружки до рта.
– Нет, – наконец ответил тролль. – Хочу, ета, сражаться с врагом. Боги храни енту… – он задумался, глядя в потолок. Не найдя там искомого, тролль посмотрел на свои ноги, поросшие травой, затем на свободную руку и подвигал пальцами, как будто что-то считал. – …Герцогиню, – закончил он. Ждать пришлось долго. Стол скрипнул, когда он положил на него руку ладонью вверх. – Гоните шиллинг.
– У нас только бумаж… – начал Страппи. Сержант Джекрам двинул его локтем в ребра.
– Ты спятил, черт возьми? – прошипел он. – Если мы запишем тролля, нам дадут премию как за десятерых рекрутов! – Он полез в карман, вытащил настоящий серебряный шиллинг и осторожно опустил на огромную ладонь. – Добро пожаловать в новую жизнь, дружище. Сейчас запишу твое имя. Как тебя звать?
Тролль посмотрел на потолок, на ноги, на сержанта, на стенку и на стол. Полли видела, как у него двигаются губы.
– Карборунд? – неуверенно спросил он.
– Да, наверное, – сказал сержант. – Э… не мог бы ты побрить… срезать воло… в смысле, мох? У нас на этот счет… э… некоторые правила.
Стенка, пол, потолок, стол, пальцы, сержант.
– Нет, – ответил Карборунд.
– Ладно. Ладно. Ладно, – поспешно сказал сержант. – Не то чтобы это строгое правило… скорее рекомендация. По-моему, глупая. Я всегда так думал. Рад, что ты с нами, – энергично добавил он.
Тролль лизнул монетку, которая сверкала в его руке, как бриллиант. У него действительно растет трава под ногтями, заметила Полли. Карборунд подошел к стойке. Толпа немедленно расступилась: троллям не приходится стоять в заднем ряду и размахивать деньгами в тщетной попытке привлечь внимание трактирщика.
Он разломил шиллинг пополам и бросил обе половинки на стойку. Бровастый сглотнул. На лице у него было написано «Ты уверен?», хотя с таким вопросом не обращаются к посетителям весом больше тонны. Карборунд ненадолго задумался и сказал:
– Гони, ета, выпить.
Бровастый кивнул, ненадолго исчез в задней комнате и выскочил с двуручной кружкой. Маладикт чихнул, у Полли заслезились глаза. Запах ударял не только в нос, но и в зубы. В этом трактире, разумеется, варили дрянное пиво, но это был самый едкий уксус.
Трактирщик бросил в него половинку монеты, потом достал из ящика с мелочью медный пенни и подержал над дымящейся кружкой. Тролль кивнул. С безыскусной торжественностью, как официант, втыкающий маленький зонтик в коктейль «Двойное грандеву», Бровастый разжал пальцы.
Со дна поднялись пузырьки. Игорь наблюдал с интересом. Карборунд взял кружку двумя пальцами каждой руки, похожей на лопату, и одним глотком опорожнил. Секунду он постоял неподвижно, а потом осторожно поставил кружку на стойку.
– Вы, парни, лучше немного отойдите, – шепнул Бровастый.
– А что сейчас будет? – спросила Полли.
– Действует на кого как, – протянул трактирщик. – Похоже, что этот… а, нет, уже.
Карборунд классическим образом рухнул. Никаких согнутых коленок, никаких боязливых попыток смягчить падение. Он упал, как стоял, и несколько раз качнулся с боку на бок. Его вытянутая вперед рука теперь торчала в потолок.
– Силенок не хватает, – объяснил Бровастый. – Обычное дело для молодых. Разыгрывают из себя крутых троллей, приходят сюда, заказывают «Электрический мозголом» и не справляются.
– Он придет в себя? – спросил Маладикт.
– Не. Сдается мне, вырубился до рассвета, – сказал Бровастый. – У них просто мозги перестают работать.
– Ну, ему это вряд ли грозит, – сказал капрал Страппи. – Эй вы, кучка оборванцев! Спать будете в сарае на заднем дворе, ясно? Сарай практически водонепроницаемый, почти без крыс. Выступаем на рассвете. Теперь вы в армии!
Полли лежала в темноте, на подстилке из затхлой соломы. Никто даже и не подумал раздеться перед сном. Дождь барабанил по крыше, ветер задувал в щель под дверью, хотя Игорь и постарался заткнуть ее соломой. Новобранцы вели довольно бессвязную беседу, из которой Полли поняла, что в одном сарае с ней находятся Кувалда Холтер, Зыркий Маникль, Уолти Гум и Дылда Тьют. У Маладикта и Игоря прозвищ не оказалось. Полли, с общего одобрения, стала Оззи.
К некоторому удивлению Полли, парень, отныне известный как Уолти, достал из сумки маленький портретик Герцогини и с волнением повесил его на старый гвоздь. Никто ничего не сказал, пока он молился. Ведь именно это и положено делать.
Поговаривают, что Герцогиня умерла…
Полли мыла посуду однажды поздно вечером, когда услышала мужской разговор. Плоха та женщина, которая не умеет подслушивать и одновременно шуметь.
Умерла. Но в КнязьМармадьюкПётрАльбертГансЙозефБернгардВильгельмсберге этого не признают. У Герцогини нет детей, а знать вся переженилась на своих кузинах и бабушках, поэтому герцогский трон должен отойти князю Генриху Злобенскому. Ничего себе! Представляете? Вот почему ее никто никогда не видел. И за столько лет не написали ни одного нового портрета. Невольно задумаешься, да? Конечно, утверждают, что она оплакивает молодого герцога, но ведь он умер семьдесят лет назад. Говорят, ее похоронили тайно и…
…и тут отец велел болтуну замолчать. Бывают разговоры, после которых меньше всего хочется, чтобы тебя запомнили как свидетеля.
Мертвая или живая, Герцогиня смотрит на тебя.
Новобранцы пытались спать.
Время от времени кто-нибудь рыгал или громко пускал ветры, и Полли старательно отвечала тем же. Это как будто побуждало остальных удвоить усилия, так что погромыхивала крыша и осыпалась пыль; потом все успокаивались. Пару раз Полли слышала, как кто-то, пошатываясь, выходил во двор, на холод и в темноту, теоретически – в сортир, но скорее всего, учитывая мужское нетерпение в подобных делах, куда поближе. Однажды, когда она в очередной раз вынырнула из беспокойного сна, ей показалось, что кто-то всхлипывает.