Пекло 3
Шрифт:
«Я просто захлебнусь», – подумала Карин, отплевываясь от холодной воды, и та тут же отключалась.
– Будем считать, что мы тебя отмыли, – сказала механическая женщина.
В руках у нее действительно было подобие душа с прикрепленным к нему длинным шлангом, еще и перемотанным в нескольких местах чем-то вроде черной клейкой ленты. Если бы взгляд Карин не цеплялся за детали, она и не заметила бы, а так, изучая комнату и стряхивая с ресниц крупные капли воды, она рассматривала мониторы, провода и эту страшную женщину.
– Кто ты такая? – спросила она с большим трудом.
От холодной воды у нее все лицо и особенно губы онемели, а комочки липкой гадости скатались мелкой крошкой в углах рта.
– Тебе не обязательно хоть что-то обо мне знать, – ответила на это Зена и шагнула ближе, выдвигая на указательном пальце лезвие, похожее на опасную бритву.
Карин затаила дыхание. Ей хотелось закричать. Хотелось позвать на помощь, но было слишком страшно. Тело начинало потряхивать от прохлады, а способность чувствовать возвращалась, помогая, наконец, понять, почему она не может пошевелить головой. В затылок ей упирались крепления с мягкими прокладками, через лоб проходила полоса с таким же креплением. Беглый взгляд вниз позволил увидеть мягкие ремни, стягивающие ее руки, а ноги действительно были не просто затянуты, а спрятаны в форму, заполненную вязким гелем, похожим на тот, что заклеивал ей рот. Штанов на ней тоже не было, только мокрая, грязная майка, съехавшая с плеча.
«Господи, это же электростул для личности», – испуганно подумала Карин и с настоящим диким ужасом посмотрела в белые глаза Зены.
– Зачем это? – спросила Карин, но Зена отвечать ей не стала, она просто схватила мокрую прядь и попыталась сбрить, но тут же задела кожу.
– Не надо, – простонала Карин, ненавидя себя за кучу совершенно непроверенных путанных знаний.
Теперь она этого кресла боялась больше, чем робота-женщину, просто потому что так и не удосужилась хоть немного узнать о нем правду. Принудительный модификатор работы мозга, вот как это называлось на самом деле, но простые люди называли его электростулом для личности, именно потому что после модификаций от личности мало что оставалось. Люди все помнили о себе и своих знакомых, но казались просто неживыми, словно картонными.
Когда-то этой процедуре подвергали всех убийц – их стремились вновь сделать людьми, но потом, когда один такой несчастный убил второй раз, заговорили о том, как это дорого и неэффективно, запуская проект ЗиПи – разработки Зоны исполнения Приговора исключения. Главное было не думать о смысле таких зон, так же как о судьбе тех, кто все равно попадал на принудительную коррекцию. Даже сейчас она грозила всем социально опасным психическим больным до начала лечения.
– Я нормальная. Я не убийца, – зачем-то сказала Карин, хотя сама понимала, что это значения здесь явно не имеет, да и если она не убивала напрямую, это еще ничего не значит. Она помогала собирать мину. Она заряжала в обоймы патроны, а значит тоже была в ответе за не одну смерть на этой планете, но исчезать ей все равно не хотелось.
– Не смей реветь! – сказала ей Зена, вытирая кровь с места пореза и начиная срезать локоны один за одним, не пытаясь больше их сбривать, просто коротко, неровно состригая, оставляя где-то короткий ежик, а где-то откровенную плешь.
А Карин плакала, несмотря на запреты. Слезы сами лились по щекам. Ужас и полное непонимание захватывали ее так сильно, что она беспомощно хватала руками воздух и начинала ненавидеть саму себя.
Зачем она вообще пошла в патруль, сейчас было не ясно. Был ведь выбор. Она могла заниматься бытовыми роботами. Ей это даже нравилось. Сидела бы в отделе разработок на заводе, создавала бы приятные голоса для бытовых компьютерных систем и не слышала бы этот режущий слух компьютерный голос, не дрожала бы и не рыдала, не в силах шевельнуться.
Зену ее эмоции совсем не трогали. Она ободрала темные волосы и водрузила на голову своей жертвы шлем.
– Нет! – взвыла Карин, оказавшись в полной темноте. Шлем закрыл ей уши, облепив их плотной пористой структурой, закрыл глаза, опуская темный экран.
Она могла только посмотреть вниз и увидеть проблеск света, прощаясь с миром и собой. Что будет дальше, на самом деле она не знала, но больше всего боялась, что это станет ее концом.
– Хорошая девочка, – сказала ей Зена, проводя пальцем по пересохшим, приоткрытым от ужаса губам.
Слез она не замечала, криков тоже, просто разворачивалась и уходила, не пытаясь понять, почему для человека нет ничего страшнее подключения компьютерной системы к мозгу. Для тела это не было вредно, остальное не имело значения, по крайней мере, для Зены, которой было чем заняться.
На одном из мониторов как раз вновь высветилась красная надпись: «доступ запрещен», и вот это выводило Зену из себя настолько, что она вызывала к себе одного из своих любовников, хватала парнишку за волосы и целовала так, чтобы он падал замертво с обожженными губами и налитыми кровью глазами, полными раболепного благоговения, от которого Зену тошнило бы, будь она из плоти и крови, а так она пинала тело и усаживалась в кресло. Ее глаза угасали, а красная надпись на мониторе исчезала, сменяясь черным экраном и быстро мелькающим двоичным кодом. Единицы и нолики спешно выстраивались в ряды, подбирая новый пароль к системе, потому что не знать, что происходит, Зена уже не могла.
Франк никогда не отличался по-настоящему высоким ростом, скорее, напротив, он был достаточно мал для офицера ЗАП, особенно теперь, когда возраст незаметно начинал брать свое. Многие его этим попрекали, кто-то даже язвил, что он так и ходит в капитанах, потому что коротышкой уродился, а выше головы, как говорится, не прыгнешь.
На подобную болтовню Франк старательно корчил обиженную рожу, а потом смеялся над этим со своим единственным другом – Симоном Финрером.
Так уж как-то повелось, что из мужа подчиненной ученый превратился сначала в знакомого, потом в безутешного вдовца, оставлять которого было страшно, а потом и в друга, такого, что его нестрашно было даже сделать хранителем собственных тайн, единственным законным человеком, которому Франк мог рассказать все, а значит только Симон знал, что капитан давно не был капитаном, просто не всем нужно было об этом знать, а если точнее – никому не нужно.
Именно поэтому он всегда носил пушистые огромные свитера, из-за которых казался всем тучным, дряблым старикашкой, и частенько попивал пиво в баре, но не тогда, когда прилетал куда-то на настроенной под полную невидимость транспортной капсуле.
Посадив ее прямо на крышу Земной академии наук, он в очередной раз подумал, что ЗАПу и ЗАНу жизненно необходимо всегда быть заодно, хотя бы для того, чтобы потухшие буквы на этой крыше имели хоть какой-то смысл.
Он набросил куртку с военными нашивками на форменную майку, выдающую крепкое телосложение, накинул нелепое цветастое пончо и выскочил на крышу, делая капсулу зримой – все равно никто кроме него и Симона сюда не выходит, да и не сможет выйти, ведь единственная дверь, соединявшая это место со зданием, вела в кабинет главы академии.