Пеле. Я изменил мир и футбол
Шрифт:
На самом деле все последующие недели и месяцы горе становилось лишь сильнее. Каким бы оглушающим ни был прежний ажиотаж, выражение горя и болезненного самоанализа было еще громогласнее. Это было похоже на конец войны, проигранной Бразилией с огромными потерями. Поражение объяснялось не неудачливостью одиннадцати футболистов, а недостатками всей страны, оно словно являлось доказательством того, что Бразилия обречена на вечную отсталость и недоразвитость. Некоторые начали брюзжать, что Бразилии никогда не выиграть Кубок мира, она никогда и ни в чем не сможет конкурировать с великими мировыми державами.
Даже очень серьезные люди поддерживали эту точку зрения. Роберто ДаМатта, известный антрополог, заявил, что наш проигрыш является, вероятно,
Некоторые игроки нашей сборной 1950 года добились больших успехов в своей карьере, выступая за клубные команды. Но, как это ни печально, никто из них так и не стал победителем Кубка мира. И на смертном одре они будут вспоминать о проигранном мировом чемпионате. Спустя годы Зизиньо, мой любимый игрок из той сборной, рассказывал, что медаль за второе место, полученную на том Кубке мира по футболу, он держит в самом дальнем углу ящика со своими наградами, где она уже покрылась черным налетом: «Я ее не чищу. В Бразилии второе место – требуха. Лучше проиграть до выхода в финал». Если бы он и попытался забыть, другие бы ему этого не позволили. Потому в течение нескольких десятилетий каждый год 16 июля Зизиньо приходилось снимать трубку с телефонного аппарата и класть ее рядом. «Иначе он будет звонить весь день, – ворчал он, – и люди со всей Бразилии будут спрашивать, почему мы проиграли чемпионат».
Некоторым игрокам, однако, досталось больше других, и, как бы дурно это ни звучало, это были чернокожие футболисты. В своей знаменитой книге «Негр в бразильском футболе» выдающийся журналист Марио Филью отметил, что многие бразильцы, поддержав мысль о неспособности «черной» нации с чернокожими игроками победить, возложили вину за поражение на «расовую неполноценность» страны. Разумеется, это устаревшая и отвратительная теория, однако ситуация усугублялась тем, что – по совпадению – оба «самых чернокожих» игрока бразильской сборной были «замазаны» в двух уругвайских голах. Бигоде, защитника, закрепленного присматривать за Скьяффино, который провел первый мяч в бразильские ворота, в течение многих лет издевательски величали «трусом». Он сделался отшельником, не желая общаться с товарищами по команде 1950 года из-за страха, что кто-нибудь упомянет тот матч. А Барбоза, голкипер… пожалуй, друзья, этому парню досталось больше всего.
В последующие годы я часто встречался с Барбозой. Он жил в Рио и продолжал играть за клубные команды до 1962 года, завершив футбольную карьеру в солидном возрасте – в 41 год – и одержав к этому времени много побед. Но, несмотря на все свои усилия, он не смог избежать ни публичных издевок, ни злобы, которые преследовали его даже десятилетия спустя. В 1994 году Барбоза должен был посетить тренировочную базу бразильской сборной в Терезополисе, с тем чтобы вдохновляющим напутствием проводить игроков на Кубок мира в Соединенных Штатах, но сборная отказалась с ним встречаться, посчитав, что он «принесет неудачу». Перед своей кончиной в апреле 2000 года он часто говорил мне и другим: «У нас в стране максимальный срок наказания за уголовное преступление – 30 лет. Я не был приговорен, но уже отсидел гораздо больше».
Суровая
«Поражение принес нам не второй удар, – сказал Коста, – а первый».
Тем не менее многие люди никогда не согласятся с подобной точкой зрения. К большому моему огорчению, призраки «Мараканы» не оставляют нас в покое и по сей день. Барбоза сказал, что худшим днем в его жизни было не 16 июля 1950 года, а совершенно обычный день лет двадцать спустя, когда некая женщина, заметив Барбозу в магазине, показала на него пальцем и достаточно громко, чтобы он смог расслышать, сказала своему сыну-подростку: «Смотри! Это тот человек, который заставил рыдать всю Бразилию».
Постойте, но разве я не сказал вам, что поражение на Чемпионате мира 1950 года оказалось полезным для Бразилии?
Потерпите.
Да, было много страшных последствий. Пострадало огромное число людей, которые, разочаровавшись, перестали ждать чего-либо хорошего. Но тот день в Рио преподнес всем нам великий урок, который позже поможет нам сплотиться как единому народу и проявлять себя с положительной стороны в течение многих десятилетий.
Сгрудившись вокруг радиоприемников и вместе страдая, бразильцы приобрели коллективный опыт. Впервые за всю нашу историю у богатых и бедных бразильцев оказалось что-то общее, что можно было обсудить с любым встречным на углу улицы, в пекарне или конторе, будь они в Рио, Бауру, Сан-Паулу или в самой глубине Амазонии. Сегодня мы воспринимаем это как нечто само собой разумеющееся, но в то время, время создания общего представления о том, что значит быть бразильцем, подобные события являлись чрезвычайно важными. Тогда мы перестали быть друг для друга чужаками. И я не думаю, что мы когда-либо станем ими вновь.
В равной степени важно здесь и то, что бразильцы потеряли частицу той невинности с моргающими глазами, той юношеской незрелости – ее даже можно было бы назвать простодушием, – которая столь явно проявилась в тот июньский день и за несколько месяцев до него. И хотя, к счастью, полностью она не исчезнет, мы все же станем чуть более зрелыми и чуть с меньшей готовностью будем принимать на веру все то, что попытаются навязать нам политики или СМИ. В дальнейшем это сильно скажется на нашей политике и нашей культуре.
И наконец, последнее: для поколения ребят, мечтавших стать футболистами, а в их числе был и я, 16 июля 1950 года стало во многом мотивирующим фактором, значение которого мне трудно переоценить. Взглянув на плачущего отца и на мать, пытавшуюся его утешить, я проскользнул в комнату родителей. У них на стене висело изображение Иисуса Христа. Обращаясь к нему, я разрыдался.
«Почему это случилось? – вопрошал я сквозь слезы. – Почему это случилось с нами? За что, Господи, мы наказаны?»