Пелхэм, час двадцать три
Шрифт:
– С этим нужно бороться, как с болезнью, - сказал Лонгмен.
Райдер вежливо кивнул, но ничего не ответил.
– Не понимаю, для чего это делать, - продолжил Лонгмен.
– Едва они попадают на Кубу, то либо оказываются в тюрьме, либо должны по десять часов в день рубить на палящем солнце сахарный тростник.
– Не могу сказать.
– Голос Райдера неожиданно оказался глубоким и внушительным. Это был голос вожака, - с тревогой подумал Лонгмен, и было в этом голосе что-то еще, чего он не мог ухватить.
– Идти на такой риск, чтобы попасть на рабский труд, нет никакого смысла, - сказал Лонгмен.
Нельзя сказать, что Райдер пожал плечами, но Лонгмен понял, что тот потерял интерес к этой теме, если тот у него вообще был. Обычно в таких случаях Лонгмен отступал; он не любил навязываться. Но Райдер разбудил его интерес, и почему-то - он сам не совсем понимал, почему, - захотелось добиться его одобрения. Поэтому он продолжал, и произнес слова, которые в конце концов оказались пророческими.
– Будь в этом деле какой-то интерес, скажем, крупный куш, тогда я мог бы их понять. Но так рисковать ни за что...
Райдер улыбнулся.
– Риск есть всегда. Ведь каждый вдох - это тоже риск: можно вдохнуть что-нибудь ядовитое. Если не хотите рисковать, нужно перестать дышать.
– Но это невозможно, - возразил Лонгмен.
– Я где-то читал, что по своей воле нельзя перестать дышать, даже попробовать это сделать.
Райдер снова улыбнулся.
– Ну, думаю, с этим можно справиться, если очень постараться.
Казалось, говорить им больше не о чем, и разговор иссяк. Лонгмен вернулся к своей газете, чувствуя, что оказался в дураках. Когда в конце концов Райдер получил штамп в книжке и расписался на квитанции, перед уходом он дружески кивнул Лонгмену. Тот, стоя у стола, обернулся, чтобы посмотреть, как Райдер минует стеклянную дверь.
Неделю или две спустя Лонгмен был одновременно и удивлен, и взволнован, когда Райдер подсел к нему у стойки в кафе, куда он заскочил перекусить. На этот раз ему показалось, что Райдер разговаривает гораздо охотнее. Дружеской их беседу не назовешь, но если учитывать характерную для Райдера замкнутую манеру, это был большой шаг вперед. Разговор шел о самых случайных вещах, потом они вместе пошли в бюро трудоустройства и встали в одну очередь.
Теперь Лонгмен чувствовал себя с Райдером легче, у него уже не было ощущения, что он навязывается.
– Я слышал, на этой неделе угнали ещё самолет. Вы про это читали? спросил Лонгмен.
Райдер покачал головой.
– Я не люблю читать газеты.
– Одному из них не повезло, - продолжал Лонгмен.
– Он так и не добрался до Кубы. Когда они приземлились, чтобы дозаправиться, он высунулся наружу, и снайпер ФБР его пристрелил.
– Зато ему не придется рубить сахарный тростник.
– Потому, что он умер?
– Смерть - лучший выход из множества ситуаций, которые приходят мне в голову. Ну, например, пытаться продать то, что вам не принадлежит.
– Вы этим занимаетесь?
– Я пытаюсь этим заниматься уже нескольких месяцев, - пожал плечами Райдер.
– Выяснилось, что торговец из меня никудышний.
– Какое-то время он помолчал.
– Я предпочел бы говорить людям, что нужно делать.
– Вы хотите сказать, что предпочли бы командовать?
– В какой-то степени.
– Торговля - это не главное ваше занятие?
– Нет.
Он не стал ничего объяснять, и Лонгмен, весьма заинтригованный, не стал распрашивать. Вместо этого он стал рассказывать о себе.
– Я работал на строительстве жилых домов на Лонг-Айленде. Однако хозяин прогорел, и меня уволили.
Райдер безразлично кивнул.
– Но по профессии я не строитель, - продолжал Лонгмен.
– Я был машинистом в метро.
– Ушли на пенсию?
– Мне только сорок один.
– Примерно так я и думал, - вежливо кивнул Райдер.
– Вот почему меня удивила мысль, что вы могли выйти на пенсию.
Это было изящное извинение, но Лонгмен не дал себя одурачить. У него был потрепанный вид, и люди обычно прибавляли ему лет.
– Я проработал машинистом почти восемь лет, - сказал он.
– Но ушел с этой службы. Это случилось несколько лет назад.
Убедил он Райдера в искренности своих слов, или нет, но тот не стал развивать эту тему, а просто кивнул. Девяносто девять человек из ста обязательно спросили бы, почему он ушел. Правда, возможно, Райдеру было на это просто наплевать, но даже если так, он мог бы спросить из чистого любопытства. Несколько обиженный Лонгмен задал встречный вопрос, которого при иных обстоятельствах из уважения к сдержанности Райдера постарался бы избежать.
– А какая у вас профессия? Я имею в виду основную.
– Я - военный. Я был солдатом.
– С юных лет? Это неплохая профессия, если удается с ней справиться. И какое же у вас было звание?
– Мое последнее воинское звание - полковник.
Лонгмен был немного удивлен. По собственному трехлетнему армейскому опыту он знал, что человек лет тридцати - так оценил он возраст Райдера не может дослужиться до полковника. Но он не думал, что Райдер его обманывает, поэтому кивнул и промолчал.
– Это было не в американской армии, - добавил Райдер.
Объяснение не развеяло сомнений Лонгмена, а лишь усугубило таинственность ситуации. В какой же армии служил Райдер? В его речи не было заметно иностранного акцента; он говорил как стопроцентный американец. В канадской армии? Но и там в тридцать лет полковником не станешь.
Лонгмен шагнул к столу, чтобы отдать свою книжку, потом подождал, пока управится Райдер. Выйдя на улицу, они зашагали по Шестой авеню.
– Вы идете куда-то конкретно?
– спросил Лонгмен.