Пелхэм, час двадцать три
Шрифт:
– Примерно по два на станцию.
– Еще одно, - прервал молчание комиссар.
– Следует принять все меры предосторожности в отношении заложников. Мы не можем допустить, чтобы кто-нибудь из них погиб.
– Да, - кивнул начальник округа.
– Нужно помнить, что их жизни по-прежнему под угрозой.
Высказавшись, он неожиданно почувствовал холод. Мрак сгущался, казалось, что толпа смерзается в единый ком, полицейские стали похожи на замерзшие голубые статуи. Он вспомнил, что сказал недавно комиссару - когда все это кончится, он уже не будет прежним. Это правда. Что-то его явно покидало.
Том Берри
Неожиданно вспыхнувший в вагоне полный свет застал пассажиров врасплох, и они растерянно заморгали. В ярком свете неоновых ламп стало отчетливо заметно напряжение на лицах, крепко сжатые дрожащие губы, набрякшие морщины, полные страха глаза. Теперь Том разглядел, что девица в модной шляпке вовсе не так молода - полумрак был для неё более благоприятен. Младший из двух мальчиков казался недовольным, словно его раньше времени вырвали из сладкого послеобеденного сна. Носовой платок, который военного облика негр все ещё прижимал к лицу, уже не был свежим, по нему расплывались ужасные красные пятна. Только старая пьяньчужка не изменилась. Она спала, храпела, с её губ срывались маленькие радужные пузырьки. Бандиты выглядели ещё более массивными и угрожающими. Да, действительно, - подумал Берри, - они стали гораздо массивнее, - на четверть миллиона каждый.
Дверь кабины машиниста распахнулась, и вышел главарь. Его появление вызвало приглушенный шум среди пассажиров; щеголеватый старик заметил:
– А, вот и наш друг, сейчас узнаем, что ждет нас дальше.
– Прошу внимания.
– Главарь спокойно подождал, и Берри подумал: в нем чувствуется что-то профессиональное, он наверняка привык работать с людьми.
– Все в порядке, примерно через пять минут поезд тронется. Все должны спокойно оставаться на местах и точно выполнять приказы.
При этих словах в памяти Тома Берри мелькнуло неприятное воспоминание. Где он мог их слышать? Ну конечно, в армии. Этот оборот очень часто встречался в речи инструкторов, офицеров и унтер-офицеров.
– Вы должны носить форму класса А... Вы должны отработать восемьсот часов... Вам приказано патрулировать этот район.
– Отлично, маленькая тайна раскрыта главарь служил в армии и привык отдавать приказы. Ну и что с того?
– Мы рассчитываем в ближайшее время вас освободить, так, чтобы никто не пострадал. Но пока вы остаетесь заложниками. Так что ведите себя соответственно.
– Раз вы собираетесь в поездку, то не могли бы высадить меня на Фултон-стрит?
Вожак даже не взглянул на старика. Не сказав больше ни слова, он вернулся в кабину. Большинство пассажиров явно осуждало старика за легкомыслие. Но он только глуповато улыбался.
Ну, вот, - подумал Берри, - тяжкое испытание идет к концу. Вскоре пассажиры глотнут отравленного воздуха поверхности и начнут потчевать полицию неточными и несовпадающими оказаниями очевидцев. Но только не полицейский Том Берри; он изложит точнейшую версию. И плевать на осуждение коллег. Когда закончится допрос и он отправится к Диди, его уже практически уволят. Хотя официально об этом ещё не объявят, но ждать останется недолго. И что он станет делать дальше? Женится на Диди и погрузится в стихию революции? Будет идти с ней рука об руку, распевая антивоенные песни и выкрикивая проклятия в адрес ЦРУ? Два сердца будут биться в унисон, когда они станут швырять жестянки с мусором в зеркальные окна богатых особняков?
Младший из мальчиков захныкал. Берри заметил, как мать трясет его, чтобы заставить замолчать.
– Перестань, Брэндон, сиди спокойно.
Мальчик крутился у неё в руках и громко ныл:
– Я устал, я хочу домой.
– А я сказала, сиди спокойно, - сердито прошептала мать.
– Ты слышал, что сказал дядя? Он сказал, чтобы ты сидел спокойно!
Она шлепнула мальчика по попке.
Центральная диспетчерская
Когда поезда к югу от захваченного Пелхем Час Двадцать Три пришли в движение и на экране центральной диспетчерской замелькали огоньки, в зале раздались одобрительные выкрики. Марино нахмурился и оглянулся: он помнил, Каз Долович требовал, чтобы в зале стояла тишина. Но, конечно, Каза там не было, Каз был мертв. Что, как пришло в голову Марино, делало его старшим. Ну, что же, он тоже предпочитает, чтобы было тихо.
– Прошу тишины, - сказал он и поймал себя на том, что воспользовался любимой фразой Каза.
– Прошу тишины в зале.
Он крепко прижал к уху телефонную трубку. На другом конце провода находился диспетчер узла связи в штаб-квартире полиции на Центр-стрит. Сидевшая рядом миссис Дженкинс связалась с оперативным отделом штаб-квартиры транспортной полиции.
– Пока ничего, - сказал Марино в трубку.
– Мы начали расчищать путь до станции Саут-ферри.
– Хорошо, - и диспетчер в полиции повторил, - пока ничего.
Марино жестом поманил миссис Дженкинс.
– Скажите, что пока ничего. Пелхэм Час Двадцать Три ещё не движется.
– Пока ничего, - сказала миссис Дженкинс в трубку.
– Я прошу тишины, - потребовал Марино.
– Сейчас вся ответственность лежит на нас. Так что сохраняйте тишину.
После этого он повернулся к экрану и стал пристально вглядываться в красную точку, обозначавшую положение поезда Пелхэм Час Двадцать Три. В зале стало очень тихо.
– Прошу тишины, - твердо повторил Марино.
– Пусть будет так же тихо, как при Казе.
Заместитель главного инспектора Даниельс
Заместитель главного инспектора Даниельс вел свой отряд к поезду Вудлоун Час Сорок Один. Тот стоял на путях для экспрессов в 500 футах к северу от станции на Двадцать восьмой улице. Его силы состояли из двадцати бойцов отдела специальных операций и десяти транспортных полицейских в голубых шлемах. Машинист увидел их на подходе и высунулся в окно кабины.
– Отоприте дверь, - приказал заместитель главного инспектора.
– мы должны подняться в поезд.
– Не знаю, - возразил машинист. У него было лицо цвета кофе, висячие усы и небольшие бакенбарды.
– Я не получал приказа пускать в поезд кого бы то ни было.
– Приказ вы только что получили, - сказал заместитель главного инспектора.
– Мы что, похожи на Красную армию?
– Ну, полагаю, вы полицейские, - рассудил машинист, неспешно покинул кабину и с ключом в руках появился возле аварийной двери. Дверь скользнула в сторону.
– Полагаю, у вас есть соответствующие права.
– Вы все правильно полагаете, - кивнул заместитель главного инспектора.
– Подайте мне руку.
Кряхтя и чертыхаясь, он вскарабкался в поезд. Полтора десятка пассажиров встали было с мест. Даниелс остановил их.
– Назад, ребята. Вам придется перебраться в другие вагоны. Уберите их, - приказал он четверым транспортным полицейским, которые уже поднялись в вагон.
Общий протестующий хор голосов перекрыл один, пронзительный и разъяренный.
– Вы знаете, сколько времени я торчу в этом проклятом поезде? Уже не первый час! Я намерен предъявить городу иск на сто тысяч долларов! И я их получу!