Пендервики на улице Гардем
Шрифт:
— Тренер по конькам, надо же! — Скай постаралась изобразить изумление. — Кто бы мог подумать.
Мистер Пендервик забрал свою куртку с кресла, но тут же бросил её обратно.
— Вот именно, кто мог подумать? Уж точно не я. Я стоял, ждал Анну, которая застряла неизвестно где, мы с этой Лорен болтали ни о чём, и вдруг она заявляет, что любит классическую музыку, а я ей отвечаю: да, классическая музыка это прекрасно. Тут же выясняется, что у неё есть два билета на Баха — как раз на завтра, вторник. Я вежливо ей говорю: о, повезло вам, а она неожиданно просит меня сходить
— Но ты ведь правда любишь классическую музыку, — заметила Розалинда.
— Люблю. Только я не могу понять, почему эта женщина вообще со мной заговорила про музыку и откуда она про меня что-то знает! Не может же такого быть, чтобы Анна ей… Нет, нет, всё, хватит. Наверно, я становлюсь старым и подозрительным.
— Да нет, пап, ты совсем не такой! — сказала Скай.
— Не какой не такой? Не старый? Или не подозрительный? — Мистер Пендервик наконец улыбнулся.
Имей виноватость цвет — скажем, зелёный, — сёстры Пендервик уже бы так позеленели, что зелёная краска капала бы с них и растекалась по всему дому — сначала она затопила бы первый этаж, потом поднялась на второй, и всё кругом стало бы зелёным. В эту минуту девочки чувствовали себя по-настоящему несчастными, а сойдясь чуть позже в комнате у Розалинды, все признались, что никогда ещё не любили своего папу так сильно, как сегодня.
— А сами его мучаем, — вздохнула Скай.
— Давайте не будем, — предложила Джейн, которой слово «мучить» нравилось не больше, чем «пытать».
— У нас есть план папоспасения, — напомнила Розалинда. — Мы всё делаем ради папы. Ради его же блага. И мы должны быть сильными.
— Розалинда, — сказала Бетти. — Я сильная. Я только ненавижу ту тётеньку в кроличьей шубе… и в сапогах…
Бетти заплакала, ведь она так любила кроликов! А некоторые из её сестёр держались из последних сил, стараясь не расплакаться вместе с ней. И думали о том, какие они гадкие, недостойные дочери. А потом все тихо разбрелись по комнатам, чтобы остаться наедине со своими терзаниями.
Глава восьмая
Фантик и Человекомух
Бетти наконец-то научилась усаживать сразу всех своих игрушечных зверей в красную тележку. Правда, лошадку Джульетту пришлось усаживать вверх ногами, чтобы она поместилась, а голубого слоника Фантика пристраивать на колени к медведице Урсуле. Но Бетти решила, что звери не будут возражать. Потому что, даже если кому-то не очень удобно, кататься по двору в тележке всё равно лучше, чем сидеть и сидеть в спальне на кровати.
Конечно, когда катишь полную зверей тележку сначала по лестнице вниз, а потом по лестнице вверх — звери ведь должны каждый вечер возвращаться домой, они же не смогут уснуть без Бетти, — получается немножко громко. А ещё Пёс любит катить тележку — и вверх, и вниз тоже, и с ним получается ещё громче. Особенно когда он нечаянно отпускает свою сторону тележки и последние шесть ступенек она прыгает просто так.
И, конечно, когда в доме шумят, наверно, трудно учить уроки и запрягать латинские глаголы — кажется, так говорила Розалинда. Но всё равно, зачем делать такое сердитое лицо и кричать, что твоя младшая сестра всегда шумит и гремит и совсем-совсем о тебе не думает?
Вот этого Бетти не могла понять. Розалинда никогда, никогда раньше с ней так не разговаривала. И даже когда Бетти усадила выпавших зверей обратно в тележку и увезла тележку на другой конец двора, подальше от кухонного окна (Розалинда делала уроки на кухне), и когда она уже вытерла почти все слёзы, она всё ещё не понимала: что случилось с её Розалиндой — её самой терпеливой старшей сестрой из всех старших сестёр на свете? Может быть, думала она, это как-то связано с той ужасной тётенькой по конькам и с папиным свиданием?
— У папы вечером свидание, — сказала она Псу. — Но я же не злюсь на тебя из-за этого! Обещай мне, что ты тоже не будешь на меня злиться из-за никаких свиданий. Обещаешь?
Пёс никогда не злился на Бетти ни из-за чего, так что обещание тут же было дано. Но Пёс решил им не ограничиваться, а сделать для Бетти ещё что-нибудь приятное. И сначала он слизнул с Беттиного лица остатки слёз, а потом начал бодать её головой в живот и бодал и бодал, пока она не засмеялась. А когда она уже засмеялась, сразу стало легче. И тогда они оба огляделись кругом, ища, чем бы заняться. Как раз в эту минуту из-за кустов форзиции послышался голос.
— Утя, — сказал голос. Это был голос малыша Бена из соседнего двора.
— Скажи: мама! — А это был голос Ианты.
— Утя!
— Скажи: меня зовут Бен. Бен. Скажи: Бен!
— Утя!
Бетти воспрянула духом. Они с Пёсиком всё шпионили-шпионили — а в соседнем дворе никто даже ни разу не появился. А за одной только травой и деревьями скучно же шпионить! И вот наконец люди. Да ещё сразу двое.
— Мы секретные агенты, — шепнула она Псу, и они на цыпочках подкрались к ближайшей форзиции и залегли под кустом.
Внизу ветки росли не очень густо, так что лучше всего были видны ноги соседей: две детские ноги в красных ботиночках, которые спотыкались, громко топали и бежали то вправо, то влево, и две взрослые ноги в белых кроссовках — они тоже сворачивали то вправо, то влево и старались поспеть за красными ботиночками.
— Утя, утя, утя! — радостно кричал Бен, всё быстрее топая красными ботиночками вправо-влево.
— Ах ты, глупышище! — смеялась его мама и не отставала ни на шаг.