Пендервики на улице Гардем
Шрифт:
— Вот эти? — послышался голос Розалинды откуда-то снизу.
Она вылезла из-под кровати, держа в руках красные шлёпанцы с опушкой. Опушка местами была влажная и слипшаяся, и у одного шлёпанца на самом видном месте красовалась большая рваная дыра.
— Ну, Пёс мне удружил…
— Надеюсь, это были не самые твои любимые тапочки?
— Нет, не самые. Просто любимые, — сказала тётя Клер, опуская шлёпанцы в мусорную корзину. — Он, наверно, рассердился на меня из-за этого свидания. Но кто же знал,
Конечно, Розалинда понимала, что тётя пытается её рассмешить. Но она не могла заставить себя смеяться. Всё, что прямо или косвенно связано с папиным свиданием, — всё это ни чуточки, ни капельки не смешно, считала она. Поэтому, не говоря ни слова, она просто свернула тётин купальный халат и положила его в раскрытый чемодан.
— Вижу, что и ты, моя милая племянница, сердишься на меня не меньше Пса. Ну хочешь, на, тоже погрызи. — Тётя Клер вручила Розалинде пару своих носков. — Вдруг поможет!
— Я не сержусь.
— Сердишься, сердишься.
— Ну хорошо, чуть-чуть.
— Уже теплее, — сказала тётя Клер. — Девочка моя, я понимаю: тебе и твоим сёстрам сейчас странно… или даже страшно думать о том, что папа с кем-то встречается. И ваша мама это предвидела — и очень за вас беспокоилась. Но она и за папу беспокоилась. Не хотела, чтобы он остался одиноким.
— Папа ни разу не жаловался на одиночество! — Розалинда бросила тётины носки в чемодан и захлопнула крышку.
— Знаю, что не жаловался. Но согласись, хорошо ведь, если он иногда будет встречаться с новыми людьми… я имею в виду, с женщинами. Это же очевидно?
Пока что Розалинде очевидно было одно: никакой радости вчерашняя встреча с новой женщиной папе не принесла. Она потом заглянула в латинский словарь и выяснила, что такое cruciatus.Оказалось, «пытка». Бедного папу пытали! Сначала за ужином, а потом ещё в кино. Вообще-то она была даже рада, что свидание папе не понравилось: значит, хотя бы на мисс Мунц он точно не женится.
Но всего этого словами не объяснишь. Поэтому, чтобы тётя Клер не обиделась, Розалинда просто прижалась на миг к её плечу и сказала:
— Я отнесу твой чемодан в машину.
Поставив чемодан в багажник, она уселась на траву и продолжила думать о том, о чём думала непрерывно вот уже полтора дня: как пресечь этот кошмар со свиданиями? Нужен был план. Но ничего путного в голову не приходило. Разве что название: «План папоспасения». Конечно, в глубине души — на самом её донышке — она понимала, что честнее было бы назвать его как-то по-другому, например «план Розалиндоспасения» или хотя бы «план сестроспасения». Но в этом Розалинда даже себе не готова была признаться. Да и, в конце концов, не она же придумала слово cruciatus,папа сам его сказал!
Неведомо откуда прилетевший овальный мяч шлёпнулся на траву и отскочил Розалинде прямо в руки.
— Томми! — вскрикнула Розалинда, потому что кто же ещё мог так нахально запустить в неё мячом?
И она не ошиблась — с той стороны улицы к ней вприпрыжку бежал Томми Гейгер, в шлеме и в наплечниках.
— Я на тренировку. Не побегаешь со мной?
— Нет. — Точным броском она вернула ему мяч.
— Тогда, может, позже? — Томми, с мячом под мышкой, плюхнулся рядом с ней.
— Нет, — сказала Розалинда и вернулась к своему плану. Присутствие Томми ей ничуть не мешало: для неё он был частью улицы Гардем — как клёны у домов или парковка в конце улицы.
— Джейн мне сказала, что у мистера Пена вчера было свидание. — Томми несколько раз подряд подбросил мяч вертикально вверх. — Как прошло?
— Кажется, прекрасно.
— М-м-м… То есть ему эта мисс понравилась?
— Наоборот! Она ему не понравилась, и это как раз прекрасно. Знаешь, когда я обо всём этом думаю, мне вспоминается Аннин папа… И ещё один наш друг, с которым мы познакомились летом.
— Кегни, что ли? — спросил Томми.
— А? — Розалинда имела в виду не Кегни, но дело было не в этом. Просто она вдруг поняла, что она ведь так ничего и не рассказала тёте Клер: как она думала, что влюбилась, и как у неё колотилось сердце…
— Ну, Кегни, садовник. Который уже почти взрослый и вообще такой весь из себя, тыры-пыры.
— Что значит «тыры-пыры»? Да что ты о нём знаешь? Я же тебе даже ничего не рассказывала! Хотя это не важно — сейчас-то речь не о нём, а о Джеффри. А Джеффри ровесник Скай, никакой не взрослый.
— A-а. Ну, значит, я не так тебя понял.
Розалинда только покачала головой. Томми иногда глупеет прямо на глазах — что с ним такое?
— Так вот, мама этого Джеффри…
— Но ты всё же вспомни, ты мне кучу всего нарассказывала про своего Кегни. Хочешь, докажу? Он болеет за «Ред Соке», так? В школе играл в баскетбольной команде, так? Мечтает стать учителем истории, потому что помешан на Гражданской войне. А на прощание он подарил тебе розу, и ты её посадила у себя под окном, разве не так? Ещё у него была подружка по имени Катлин…
Розалинда досадливо взмахнула рукой.
— Всё ясно. Замечательно. Про Кегни ты больше не услышишь от меня ни слова. Но я же тебе объясняю: сейчас я говорю о другом. Мама Джеффри встречалась с Декстером, а он…
— Вот и хорошо, что о другом. Мне совсем не интересно слушать, какой этот Кегни хороший-расхороший.
— Знаешь что, Томми? А мне… мне вообще не интересно с тобой разговаривать.
— А мне с тобой! — Он вскочил. — Пойду лучше тренироваться.