Пендервики на улице Гардем
Шрифт:
— Давай ему расскажем, как мы ездили на Кейп-Код и Скай уронила меня в море, а я чуть не утонула!
— Бетти, Бен же ещё малыш. Что, если он не уснёт после такой страшной истории?
— А он всё равно хочет её послушать, правда, Бен?
— Утя.
— Вот видишь, Розалинда! «Утя» значит да. Жила-была храбрая маленькая девочка по имени…
— Утя, — повторил Бен. — Утя, утя.
— Не перебивай, — сказала Бетти. — Жила-была храбрая…
— УТЯ, УТЯ, УТЯ, УТЯ!
— …ХРАБРАЯ МАЛЕНЬКАЯ ДЕВОЧКА ПО ИМЕНИ БЕТТИ…
— Не кричи, — сказала Розалинда. — Ну вот, теперь он
Да, Бен заливался плачем и тёр глаза толстыми кулачками, Розалинда его укачивала, а Бетти взволнованно поглаживала его по головке и огорчалась. Да и как было не огорчаться: её гостю, её первому гостю у неё совсем не понравилось! Она даже сбегала в угол комнаты и взяла оттуда — не слоника Фантика, конечно, ведь Фантик боится всех-всех, кроме Бетти и Пса, — нет, она взяла лошадку Джульетту и дала её Бену, но от Джульетты Бен только ещё сильнее расплакался. Она попробовала дать ему медведицу Урсулу, но и Урсула не помогла. И тогда Бетти наконец поняла.
— Ему нужна уточка из его комнаты!
Розалинда порылась в сумке, которую ей дала с собой Ианта, и вытащила оттуда сначала красную уточку, потом жёлтую уточку. Но Бен плакал и плакал.
— Ты хочешь белую уточку, да? — спросила его Бетти.
Бен, продолжая плакать, затряс головой и уцепился за руку Бетти, как утопающий за спасательный круг.
Кто-кто, а Розалинда с её богатым старшесестринским опытом понимала: спорить нет смысла. Если Бену для засыпания нужна белая уточка — значит придётся идти за белой уточкой.
— Ладно, — сказала она. — Ждите здесь. Я сейчас пришлю Скай, она расскажет вам какую-нибудь историю.
Скай, как всегда, сидела с биноклем у себя на крыше. Когда Розалинда высунулась из окна и объяснила, что ей нужно, Скай даже глаза выпучила.
— Я? Историю?! Рози, ты чего?
— Скай, это пять минут! И потом, ты же всё равно остаёшься за старшую, пока меня не будет!
Таково было железное правило: если Розалинда по каким-то причинам временно отсутствует, следующая из сестёр Пендервик (чаще всего, разумеется, Скай) остаётся за старшую и берёт на себя ответственность. С лёгкой руки Бетти её иногда так и называли: «застаршая сестра». Но брать на себя ответственность и рассказывать истории младенцам — совсем не одно и то же! — горячо доказывала Скай.
Махнув рукой, Розалинда повернулась к Джейн, которая сидела за столом и писала.
— Джейн, — позвала она. — Джейн! Дже-ейн!
Джейн оторвалась от голубой тетрадки и сказала:
— Вот, слушай. Радуга и Сабрина Старр протягивают друг другу руки сквозь века — два гордых духа, два мужественных сердца, поклявшиеся… Поклявшиеся что сделать? Наверно, кого-то от чего-то спасти.
— Джейн, ты не могла бы рассказать детям вечерний рассказ? Мне надо сбегать за уточкой, которая осталась у Бена в комнате.
— О, отлично! — Джейн захлопнула голубую тетрадку и сунула её под мышку. — Почитаю им свою новую книгу. Пусть послушают.
— Спасибо, — сказала Розалинда.
Перед выходом она набросила на себя куртку, и правильно сделала: на улице давно стемнело и было прохладно. Хотя и в прохладе есть своя прелесть, — будто в воздухе уже витают зима, снег и Рождество. Радостно поёживаясь, Розалинда думала обо всём этом и ещё о том, как приятно будет выбирать рождественский подарок для Бена… Нет-нет, стоп! — сказала она себе. Неизвестно ещё, как там всё обернётся у папы с Иантой. А вдруг сегодняшний вечер им не понравится? Может, они потом даже разговаривать друг с другом не захотят — и тогда, конечно, Пендервикам придётся встречать Рождество без Бена. «Пожалуйста, пусть им понравится!» — прошептала Розалинда в темноту.
В ответ из темноты послышался… нет, не шёпот, просто лёгкий шорох — обернувшись, Розалинда успела разглядеть кончик оранжевого хвоста, исчезающий в зарослях форзиции.
— Азимов! — позвала она. — Ази-мов!
Впрочем, зная этого кота не первый день, она понимала: не захочет — не выйдет, зови не зови. Розалинда нахмурилась. За Азимова она не очень беспокоилась — вернётся домой, никуда не денется. Но как он вообще мог сбежать? Неужели Ианта забыла закрыть окно? Или для котов теперь и входная дверь не преграда? Будь Розалинда чуть-чуть поподозрительнее, она бы, наверно, на этом месте задумалась и даже заволновалась. Но в следующую секунду ей пришлось выкинуть Азимова из головы, потому что из машины, которая подъехала к дому Гейгеров, вышли Ник и Томми, и теперь всё внимание Розалинды было направлено на то, чтобы их не замечать. Она очень старалась и, пожалуй, совсем бы их не заметила, но тут произошло неожиданное: Томми перебежал через дорогу и встал прямо перед Розалиндой. Он даже смотрел прямо на неё. А она на него. И он даже с ней заговорил.
— Хочу тебе что-то сказать. Можешь не слушать, но я всё равно скажу.
В руках у него, как всегда, был футбольный мяч, Томми перебрасывал его с руки на руку: туда-сюда, туда-сюда, туда-сюда. Не выдержав, Розалинда отобрала мяч.
— Не могу, когда перед глазами всё время что-то мельтешит. — Она сунула мяч под мышку. — Так что?
— Что?
— Томми!
— А, да. Извини. — Он несколько раз судорожно сглотнул, потом уставился на мяч, зажатый у Розалинды под мышкой. Кажется, ему это помогало. — Мы с Трилби сегодня расстались. То есть я с ней расстался, потому что… Не важно почему.
— Почему?
— Я сказал, не важно.
— Ну и прекрасно. Мне это совершенно не интересно.
— Потому что с ней скучно. Но я же не мог ей так прямо сказать. И она решила, что я с ней порвал из-за тебя. Хотя я ей объяснял, что мы с тобой просто соседи, а что ты такая красивая — так это вообще ни при чём…
Розалинда оборвала его:
— Я красивая? Ты правда так думаешь?
— Ну наверно… И Ник так говорит, и ребята… Только не спрашивай меня, какие ребята, это уж точно не важно.
— Не важно так не важно, дело твоё.
— В общем, я вот это хотел тебе сказать. Всё. Ну, я пошёл?
Розалинда вдруг поняла: прежде чем он уйдёт, она обязательно должна сказать ему что-то хорошее. Про его разрыв с Трилби. Почему должна, почему непременно хорошее и, главное, — что сказать? Ничего этого она не знала, поэтому они ещё довольно долго стояли молча. Розалинда мучительно пыталась придумать что-нибудь хорошее, Томми пожирал глазами свой мяч.
Наконец она произнесла: