Пение под покровом ночи
Шрифт:
Утром над Английским Каналом все еще клубился туман. На подступах к Портсмуту «Феревелл» вступил в какую-то особенно густую полосу. Все пятеро пассажиров-мужчин, уткнувшись носами в воротники, околачивались на палубе. Обин Дейл вскоре удалился в свои покои, состоявшие из спальни и небольшой гостиной — их на судне называли «апартаментами». Он пригласил миссис Диллинтон-Блик и Тима Мейкписа зайти к нему и промочить перед ленчем горло. Выход миссис Диллинтон-Блик состоялся в одиннадцать, в половине двенадцатого она, образно выражаясь, не ударив палец о палец, получила это приглашение. Доктор
Мистер Макангус несколько раз прошелся взад-вперед по палубе и ретировался в салон, где, окинув рассеянным взглядом книжные полки, уселся в уголок и задремал. Кроме него в салоне была миссис Кадди. Она тоже дремала, ибо, не поверив прогнозу, выпила порошок от морской болезни. Мисс Эббот вышагивала по узкой нижней палубе, выбрав для своей прогулки именно эту часть судна, обычно редко посещаемую пассажирами. В плане, который дали всем, она значилась как палуба для прогулок.
Джемайма первая заметила просвет в погоде — робкий луч солнца упал на страницу ее книги. Она подняла глаза и увидела, что завеса тумана поредела. В ту же самую минуту «Феревелл» загудел, возвещая полдень. Девушка подошла к левому борту и увидела совсем близко от себя лоцманский катер. Он приблизился вплотную к борту судна, с которого была спущена веревочная лестница. На катере стоял высокий мужчина и, задрав голову, смотрел на «Феревелл». Джемайма относилась весьма критически к мужской одежде, однако, окинув рассеянным взглядом незнакомца, одобрила его вкус. Матрос бросил линь и поднял на борт два чемодана. Лоцман сошел на катер, а высокий незнакомец проворно вскарабкался по веревочной лестнице на «Феревелл», где был встречен вахтенным, проводившим его на капитанский мостик.
Он прошел мимо мистера Мэрримена и мистера Кадди. Те на мгновение оторвались от своих детективных романов и почувствовали, что где-то уже видели этого человека, но тут же об этом забыли. Они были правы: вчера вечером его до неузнаваемости искаженное фото напечатали в «Ивнинг геральд». Незнакомца звали Родерик Аллейн.
Капитан Бэннерман засунул руки в карманы кителя и уставился на вновь прибывшего пассажира. Аллейн не понравился капитану с первого взгляда, ибо не соответствовал его представлению о сером детективе, к тому же и говорил с чертовски шикарным акцентом, вовсе не подходящим для полицейского, хотя бы и старшего инспектора. Сам Бэннерман с трудом скрывал свой провинциальный выговор.
— Ну, значит, вы тот самый старший инспектор полиции Аллейн. Если я все правильно понял, вы должны объяснить мне, в чем дело. Хорошо, если бы вы с этого начали.
— Очевидно, сэр, вы проклинаете меня с того момента, как получили радиограммы, — сказал Аллейн.
— Ну, не то чтобы проклинаю…
— Прекрасно понимаю, что причиняю вам огромные неудобства, но единственное объяснение всему этому звучит примерно так: дело не терпит ни малейшего отлагательства.
— Ээ-этоо-о… — капитан Бэннерман нарочито растягивал гласные.
— Это убийство. Точнее, несколько убийств.
— Несколько убийств? Позвольте, уж не о том ли субъекте идет речь, который поет и оставляет после себя цветы?
— О нем самом.
— Но, черт побери, какое он имеет отношение к моему
— Есть все основания предполагать, что он на борту вашего судна.
— Нелепица.
— Вы правы. Это на самом деле похоже на нелепицу.
Капитан Бэннерман вынул руки из карманов, подошел к иллюминатору и выглянул наружу. Туман рассеялся, и теперь «Феревелл» шел полным ходом вперед.
— Ну и дела! — воскликнул он каким-то изменившимся голосом. — Вот какую нынче тебе дают команду. Убийцы!
— Ради бога не думайте, будто это кто-то из команды.
— Со стюардами я уже был в трех плаваньях.
— И не из стюардов. Разве что вашим матросам и стюардам дают посадочные талоны.
— Уж не хотите ли вы мне сказать, что у меня на борту убийца-пассажир?
— Это больше похоже на истину.
— Минутку. Давайте присядем и выпьем. Я бы сходу усек, будь это один из них.
Аллейн сел, но выпить отказался. Капитану было явно не по себе, и Аллейну пришлось сказать:
— Но это вовсе не значит, что я собираюсь арестовать вас.
— Ну, вам бы вряд ли это удалось. Пока мы в открытом море. Вряд ли.
— К счастью, в данный момент эта проблема перед нами не стоит. Итак, позвольте вас ознакомить вкратце с этим делом, вернее, с его частью, непосредственно связанной с моим пребыванием на вашем судне.
— Именно этого я от вас и жду.
Капитан Бэннерман сел, сложил на коленях руки и уставился на Аллейна.
— Полагаю, в какой-то мере вы с этим делом уже знакомы, — начал тот, в упор глядя на капитана. — О нем много писали в газетах. За минувшие тридцать дней вплоть до одиннадцати часов прошлого вечера было зарегистрировано два убийства. Они, как мы склонны думать, совершены одним и тем же человеком и могут оказаться началом целой серии запрограммированных убийств. В обоих случаях жертвами убийцы были женщины. В обоих случаях они были задушены и у них на груди разбросали цветы. Однако я ни в коем случае не стану перегружать вас подробностями. За несколько минут до отплытия вашего судна была обнаружена третья жертва. Ее нашли в темном закутке аллеи, которая ответвляется от главного прохода, соединяющего автостоянку с причалом, где вы стояли на якоре. Ею оказалась девушка из цветочного магазина — она несла корзину цветов для одной вашей пассажирки, миссис Диллинтон-Блик. Ее ожерелье из искусственного жемчуга было разорвано, на груди, как обычно, разбросаны цветы.
— А пение было?
— Что? Ах да, эта самая деталь, со всех сторон обыгрываемая прессой. Его слышали в ночь первого убийства, пятнадцатого числа прошлого месяца. Тогда, как вы помните, жертвой оказалась Берил Коэн, владелица небольшой лавочки на Ворвик-роуд, прирабатывающая проституцией. Ее обнаружили в собственной спальне в переулке за Паддингтон-роуд. Жилец с верхнего этажа показал, что слышал, как где-то около десяти от нее выходил посетитель. По словам свидетеля, он пел.
— Какая мерзость, — не выдержал капитан Бэннерман. — И что же он пел?
— Арию Маргариты с жемчугом из «Фауста» Гуно. Голос — альт.
— У меня баритональный бас, — как бы невзначай ввернул капитан. — Могу петь в ораториях.
— Вторая жертва была всеми уважаемая старая дева по имени Маргарет Слеттерс, — продолжал Аллейн. — Ее нашли задушенной в ночь на двадцать пятое января в Фулхэме. Ночной сторож, дежуривший возле склада поблизости от того места, показал, что слышал, как в предполагаемое время ее смерти кто-то пел высоким голосом «Жимолость и пчела».