Пенитель моря
Шрифт:
— Я не заслужил бы ее признательности, — ответил Лудлов, — если бы отказал вам в этой просьбе! Идите, Сидрифт, идите! Ваше место больше там, чем здесь.
Сидрифт покраснел, в первый раз поклонился неловко и поспешно оставил каюту. Капитан с улыбкой посмотрел ему вслед. Когда фигура контрабандиста исчезла в люке, он обратился к альдерману. Взглянув ему прямо в лицо, молодой моряк старался открыть, знает ли тот настоящий пол Сидрифта. Но на физиономии почтенного «отца города» он прочел такое равнодушие, что бросил стою попытку. Тогда он спросил его:
— Хорошо ли я сделал, позволив ему покинуть нас в минуту опасности?
— Вы говорите об этом парне? Ну, этот товар имеет большую ценность во время мира, чем на войне. Одним словом, капитан Лудлов, этот Сидрифт в бою не оправдал бы ваших ожиданий.
— Могу
— Не спешите так, молодой человек! Мы, торговые люди, любим проверять наши книги, прежде чем сводить счета. Каково бы ни было мое мнение относительно Стюартов, это мое личное мнение. Моя любовь к французскому королю еще меньше. В свое время и я слышал грохот артиллерии, когда в дни молодости командовал ротой городской милиции. Я и сейчас готов выступить на защиту доброго города Мангаттана и показать, что мои прежние знания ратного искусства еще не совсем улетучились!
— Вот ответ мужественный и ясный! Примите команду над этими пушками, и пусть французы ломают себе головы над тем, кто задал им встряску; англичане или их американские союзники.
Миндерт спустился на шканцы. Подойдя к кабестану, он спокойно сложил на него верхнюю одежду, подтянул потуже пояс, укрепил парик с помощью носового платка и стал прехладнокровно прохаживаться вдоль пушек, как-будто подобная прогулка не представляла ни малейшей опасности.
Появление альдермана ван-Беврута произвело на моряков самое благотворное влияние. Одних увлекало его бесстрашное спокойствие пред лицом надвигавшейся опасности, другие, видя равнодушную физиономию почтенного коммерсанта, заключили отсюда, что опасность эта не так велика, как они думали. Как бы то ни было, но появление буржуа в грозной роли Марса [41] было встречено со стороны матросов громкими рукоплесканиями. Альдерман со своей стороны счел приличным обратиться к ним с подобающей случаю речью, в которой убеждал слушателей исполнить свой долг так, чтобы французы поняли, что самое благоразумное для них отныне, это — оставить здешние берега в спокойствии. И хотя слушатели только наполовину поняли своеобразные выражения почтенного коммерсанта, тем не менее они приветствовали его речь единодушными взрывами рукоплесканий.
41
Марс — бог войны по верованиям древних римлян. (Прим. ред.).
— Перед вами враг, — звучал в то же время голос Лудлова, — и вы знаете, что вам нужно делать. Я не отрицаю, что мы слабее, чем было бы желательно, но истинный матрос удваивает свои усилия, когда это необходимо. Крикните громче наше «ура» для того, чтобы враг понял ваш дух, и пусть затем не раздается другого звука, кроме грохота наших пушек!
Громовое «ура» огласило воздух, и вслед за тем наступила прежняя тишина.
Глава XXX
Французский корабль, так некстати встретившийся с «Кокеткой», плавал раньше в Караибском море. Он носил звучное имя «Фонтанж», а его командир, которому едва исполнилось двадцать два года, был известен в салонах Парижа, как прекрасный танцор и отчаянный дуэлист. Своим высоким положением командира военного судна он был, конечно, обязан связям в Версале, но отнюдь не своим заслугам. Вообще Дюмон де-ля-Рошфор был храбр, но совершенно не имел того хладнокровия и самообладания, которые были так необходимы в его положении. Он был горяч, порывист, необуздан. Его гордость и надменность мешали установлению тех взаимоотношений с матросами, которые делают из экипажа военного корабля одно стройное целое, управляемое волею командира. Танцовал он удивительно, а его каюта была образцом элегантности. Он сочинял очень милые стишки, имел кой-какие сведения по части философии, но зато снасти его корабля, так же как и цифры каких-нибудь математических выкладок, казались ему сущим лабиринтом, куда он и не рисковал соваться.
Может-быть, к счастью для корабля место старшего офицера занимал у него один уроженец Булони, лицо, достаточно сведущее, чтобы знать, идет ли судно своим курсом и не распущены ли несвоевременно некоторые брамсели. Что касается самого судна, то оно было весьма изящной конструкции, обладало легкими, воздушными снастями и имело репутацию хорошего ходока. Казалось только, что оно вместе со своим командиром имело один недостаток: в нем не было достаточной устойчивости, чтобы не растеряться при тех неожиданностях, с которыми должен считаться в особенности военный корабль.
Оба корабля находились на расстоянии английской мили один от другого. Ветер дул достаточно сильный, что давало им возможность производить эволюции, предшествующие морскому бою. Французский корабль шел носом к востоку, и его верхние снасти, поддаваясь напору ветра, наклонялись несколько в сторону «Кокетки». Большинство парусов на том и другом было спущено. На палубах их не было видно ни одного человека, но темные фигуры на марсах доказывали, что оба противника были настороже. Иногда «Фонтанж» поворачивался носом к английскому крейсеру, шел некоторое время в таком направлении, потом опять поворачивался боком к ветру и останавливался, полный величия.
Приближался, наконец, момент, когда оба противника должны были сблизиться на расстояние мушкетного выстрела и затем начать бой.
Лудлов, все время внимательным взглядом следивший за движениями неприятельского судна, а также за изменением ветра, взошел на корму, чтобы отсюда в последний раз оглядеть горизонт, пока еще его корабль не окутался облаком порохового дыма.
К своему изумлению, он увидел вдали с подветренной стороны пирамиду парусов, видных даже простым глазом. Подозвав штурмана, он спросил его мнение относительно этого второго незнакомца. Моряк, однако, сознался, что ничего нового сообщить не может. Впрочем, взглядевшись попристальнее, он заявил, что неизвестный корабль, по всей видимости, — крейсер, но каких размеров, этого он не может сказать с достоверностью из-за дальности расстояния. Французский корвет, заметив, с своей стороны, неизвестное судно, стал сигнализировать.
— Посмотрите в трубу. Если незнакомец отвечает, то нам остается одно: бежать.
К сожалению, направление ветра мешало разглядеть, была ли какая-либо связь между французским корветом и незнакомцем. «Фонтанж», по-видимому, тоже не был уверен в национальности нового корабля. Одну минуту даже казалось, что он думает изменить курс. Но этот момент нерешительности продолжался недолго. Скоро оба противника решительно устремились один на другого.
— Приготовьтесь, друзья мои! — сказал Лудлов тихим, но твердым голосом.
Молодой капитан занимал в эту минуту свое место на корме. Старого штурмана он отослал на главную палубу с приказом немедленно открыть огонь при первом же неприятельском выстреле.
Напряженное ожидание продолжалось. Оба корабля приблизились на такое расстояние друг к другу, что можно было свободно переговариваться. Глубокая тишина царила на палубе «Кокетки», лишь слышно было клокотание воды, вздымавшейся из-под ее носа. Наоборот, с французского судна неслись шум и восклицания. Вот послышался голос молодого Дюмона, отдававшего в рупор команду открыть огонь. Лудлов улыбнулся, и в его улыбке выразилось такое презрение, на которое только способен моряк. Он тоже взял рупор, но только взмахнул им спокойно по воздуху, и темные борта «Кокетки» изрыгнули тучи дыму и пламени, «Фонтанж» почти одновременно ответил подобным же залпом. Ветер дул прямо на англичан и относил на них дым неприятельского залпа. Некоторое время он плавал над палубою «Кокетки», обвивался вокруг ее парусов и, наконец, полетел далее к северу.
Среди грохота выстрелов Лудлов вдруг услышал зловещий треск дерева. Бросив взгляд на врага, остававшегося в том же положении, он поспешно сбежал с кормы и с озабоченным видом стал исследовать состояние фалов.
— Что мы потеряли? — спросил он Тризая, лицо которого показалось в эту минуту из дыма. — Какой это парус так тяжело полощется?
— Пустяки!.. Эй, вы, моряки пресной воды, хватайтесь живей за тали этой реи!.. Француз прорвал парус, только и всего, сударь! Мы живо снова натянем его. Очень хорошо. Теперь долой ваш булинь! Хватайте его скорей!