ПЕНРОД И СЭМ
Шрифт:
А вот зато двум другим членам бывшего Тайного общества «Ин-Ор-Ин» представилась возможность убедиться, что их положение иногда дает привилегии. Какая-то сила задержала Германа и Вермана возле домика. И они увидели, как мистер Уильямс привел сюда сына, ибо решил именно тут совершить акт правосудия.
Герман и Верман слышали все, и священный трепет сотряс их тела. Тогда они, крадучись, направились домой. Но, проходя мимо сарая Скофилдов, они услышали дикие звуки, которые тоже повергли в тоску и скорбь их невинные души. И тут они поняли, что
– Дела-а-а, – покачал головой Герман. – Все-таки здорово, что мы с тобой не белые мальчики.
Верман ничего не сказал. Но было видно, что он согласен с братом.
Глава VII
БЕЛАЯ ЛОШАДЬ
Это случилось в середине октября. Целую неделю стояла отличная погода, но стоило наступить субботе, как небо заволокло тучами и пошел дождь.
И тут Пенроду и Сэму открылась печальная истина: они поняли, что у погоды вообще нет совести.
Они сидели в пустой конюшне Скофилдов. Дверь оставалась открытой, и мальчики тоскливо созерцали мокрую от дождя улицу. Дождь был несильный, но и этого было достаточно, чтобы начисто сорвать их планы.
– Отлично, – с мрачным сарказмом заметил Сэм, – вот так всегда с нами поступают!
Под этим неопределенным «поступают» Сэм подразумевал ни что иное, как силы природы. И он продолжал:
– Хотел бы я знать, какой в этом смысл, когда солнце светит целую неделю (именно тогда, когда оно никому не нужно!), а в субботу на тебя льет дождь! Мой папа говорит, что он заладил, по крайней мере, на три дня.
– Всякому, кто хоть что-то соображает, безразлично, будет идти дождь в воскресенье и в понедельник или только в воскресенье, – сказал Пенрод. – По мне, пусть льет себе в воскресенье сколько угодно. Но вот зачем он льет сегодня, хотел бы я знать? И чего ему не пойти в какой-нибудь другой день? Так нет, субботу подавай! Дела-а-а!
– А когда каникулы… – начал Сэм.
Но тут он вдруг услышал какой-то звук, напоминающий кашель, и заинтересовался.
– Что это? – спросил он.
– Это на улице, – сказал Пенрод.
В хороший день он, скорее всего, тут же побежал бы посмотреть, откуда доносится шум, но сейчас он, наоборот, отошел вглубь конюшни. Но тут кашель повторился.
– Действительно, странно, – теперь уже и Пенрод заинтересовался. – Что бы это могло быть?
В следующее мгновение оба мальчика подскочили на месте и завопили от неожиданности, потому что в дверь сарая вдруг просунулась меланхоличная и изможденная морда лошади. Это была старая худая лошадь белой масти. Она качала головой из стороны в сторону и ноздри ее дрожали. Потом она открыла рот и снова начала кашлять.
Придя в себя Пенрод и Сэм испытали то, что в таких
– Что тебе тут понадобилось, старая кляча? – закричал Пенрод. – Прекрати на меня кашлять!
А Сэм схватил палку и запустил ее в незваную гостью.
– Пошла отсюда! – взревел он.
Голова исчезла из дверного проема. Лошадь медленно повернулась и шагом ревматика затрусила по улице. Инстинкт погнал Пенрода и Сэма, и они устремились в погоню за лошадью.
У них не было никакого злого умысла. Они и сами не знали, зачем устремились за лошадью. И уж тем более им было невдомек, откуда взялась эта старая лошадь.
А лошадь эта была вдвое старше Пенрода и Сэма. Она дожила до странной для себя поры. Теперь у нее не было ни седла, ни уздечки. От прошлого у нее осталось только имя, и если бы кто-нибудь ее окликнул, она непременно бы отозвалась. Но у нее теперь не было хозяина, и ныне никто не знал, что ее зовут Уайти. Вот уже два с половиной дня она жила совершенно одна, и положение ее становилось все более отчаянным.
Раньше она принадлежала некоему Абалену Моррису, который говорил, что «занимается доставкой». Правда, что и кому он «доставлял», не знал никто, и, по общему мнению, это была лишь отговорка. Известен же этот субъект был, в основном, страстью к карточным играм. Но, по иронии судьбы, не карты, а именно «занятия доставкой» едва не привели Морриса на скамью подсудимых. Он вступил в конфликт с представителем местной Лиги защиты животных, и тот пригрозил ему тюремным заключением за плохое обращение с лошадью. За десять дней до этого ему давали за лошадь четыре доллара. После ссоры с человеком из Лиги защиты животных, он немедленно решил сбыть лошадь старьевщику.
– Нет уж, сэр, – ответил тот. – У меня уже есть мул, и я могу возить на нем. А Уайти и четырех долларов теперь не стоит. Я слышал, у тебя с ней неприятности. Но тот тип, который тебя хочет упечь в тюрьму, не помнит твоего лица, зато хорошо знаком с лошадью. Так что, тебе не продать ее. Даже ни один цветной в городе у тебя ее не купит. Его сразу зацапают за плохое отношение к животным. Тебе остается только отпустить эту лошадь. Потому что, если тебя еще раз с ней увидят, тебя упекут в тюрьму.
Абален Моррис тут же решил воспользоваться советом старьевщика. Тем более, что он недавно выиграл деньги, и жизнь на свободе представлялась ему полной радужных перспектив, которые он совсем не хотел променять на тюремную камеру.
Он дождался темноты и отвел Уайти на пустырь на окраине города, где держал перед ней небольшую, но выразительную речь.
– Теперь ты можешь жить, как тебе понравится, – сказал Абален. – Ты больше мне не принадлежишь. Можешь на меня не смотреть так, мы с тобой больше не знакомы. Я теперь богатый человек, у меня завелись друзья. Я, пожалуй, поеду в большой город, лошадь. Словом, прощай, лошадь! У тебя свои дела, у меня свои. И точка!