ПЕНРОД И СЭМ
Шрифт:
Уайти нашла на пустыре немного травы, и это позволило ей скоротать ночь. Утром она отправилась на поиски сарая, где Абален держал ее, но он находился на другом краю города, и Уайти заблудилась. Да и видела она плохо. Из-за преклонных лет у нее сохранилось зрение только в одном глазу, и ноги ее были не слишком надежны. И все же за время своего одиночества она успела немало поскитаться по городу, и, если бы умела говорить, могла бы рассказать множество пренеприятных историй, в которые попадала. И вот, наконец, судьба и голод привели ее к дому Скофилдов, и она просунула голову в дверь
Мальчики погнались за ней. Нет, они не хотели ей сделать ничего дурного. По отношению к ней они были не более кровожадными, чем Герцог. Повинуясь своим инстинктам, он пролез сквозь дыру в заборе и с лаем присоединился к погоне. Словом, ни мальчики, ни собака, хоть и гнали несчастную Уайти по улице, не испытывали к ней враждебных чувств. Они просто следовали тысячелетним инстинктам и, таким образом, олицетворяли историческую взаимосвязь современного мира с первобытным.
На углу улицы Уайти повернула направо, потом, через некоторое время, – опять направо; в результате она вернулась на ту же улицу и опять оказалась перед конюшней Скофилдов. Лошадь не очень хорошо разглядела дверь. Но место, около которого она сейчас стояла, в ее памяти явно вызвало образ сена и корма. И когда запыхавшиеся Пенрод и Сэм появились из-за угла, Уайти неверными шагами вошла в конюшню и заняла стойло, которое опустело, когда пала лошадь мистера Скофилда, и с тех пор уже несколько лет было вакантным.
Глава VIII
НАГРАДА ЗА СПАСЕНИЕ
Обнаружив, куда отправилась лошадь, мальчики восторженно загалдели. Они на всем ходу влетели в конюшню и подняли такой шум, что даже сравнялись с Герцогом, который, в свою очередь, просто обезумел от нашествия лошади. Сэм схватил грабли.
– А ну, пошла отсюда, старая кляча! – закричал он. – Сейчас я ее выгоню!
– Подожди-ка, – сказал Пенрод. – Подожди, я…
Собрав все свое мужество, Сэм уже хотел подойти к стойлу.
– Распахни-ка дверь пошире, – сказал он. – А я ее сейчас стукну.
– Стой! – завопил Пенрод. – Подожди секунду!
И он вцепился в грабли, которые Сэм уже занес над головой.
Потом он не менее свирепо крикнул Герцогу:
– Тихо, Герцог!
На пса это произвело неизгладимое впечатление. Он тут же умолк и, стараясь не привлекать к себе внимания, выскользнул из конюшни.
Пенрод подбежал к двери, выходившей на улицу, и затворил ее.
– Это еще зачем? – удивился Сэм.
– Я решил оставить у себя эту лошадь! – заявил Пенрод, и по выражению его лица можно было понять, что он придумал что-то интересное.
– На что она тебе?
– Я хочу получить награду.
Сэм уселся на тачку. Теперь он почти восхищался другом.
– Ну, ты даешь! – сказал он. – Мне это даже в голову не пришло. Как ты думаешь, сколько мы получим?
Пенрод не возражал против того, чтобы Сэм вступил в долю, и вопрос о том, сколько «мы»
– Ну, – задумчиво произнес он, – это зависит от того, как мы поведем дело.
Сэм встал. Он подошел к двери, разделявшей два отсека конюшни. Уайти жадно тыкалась носом в ясли.
– И все-таки? – спросил он. – Ну, сколько, сто долларов или…
Пенрод с прежним хладнокровием повторил то, что уже сказал. Выражение «зависит от того, как поведем дело», нравилось ему. Оно не обязывало ни к какой точности и, одновременно, звучало достаточно глубокомысленно.
– Все зависит от того, как мы поведем дело, – еще раз повторил он, но теперь для пущей убедительности нахмурился.
– Ты думаешь, больше, чем сто долларов? – спросил совершенно ошеломленный Сэм.
– Ну, – медленно произнес Пенрод. – Это зависит от того, как мы поведем дело.
Правда, он тут же понял, что удачная фраза уже начала исчерпывать свои выразительные возможности, и необходимо что-нибудь к ней добавить. Тогда он тоном учителя, который хочет проверить знания ученика, спросил:
– Как ты думаешь, сколько может стоить лошадь?
– Не знаю, – честно ответил Сэм и автоматически добавил: – Все зависит от того, как повести дело.
– Вот, например, когда наша старая лошадь подохла, папа сказал, что не дал бы теперь за нее и пятисот долларов. Теперь ты понимаешь, сколько может стоить лошадь?
– Ого! – отозвался Сэм. Но, будучи натурой практичной, он тут же засомневался. – Может ваша лошадь была лучше этой? Какой она была масти?
– Гнедой. Слушай, Сэм, – теперь Пенрод начисто отбросил снисходительность, и в голосе его зазвучало волнение, – давай-ка вспомним, какие лошади бывают в цирке? В цирке должны быть самые лучшие лошади, правда? Ну, а какой масти цирковые лошади? Черной и белой, но, в основном, белой. А у нас какая лошадь? Она даже сейчас почти белая, а если мы ее помоем как следует, готов спорить на что угодно, она станет совсем белой. Ну, а если папа говорил, что гнедая стоит пятьсот долларов, значит, белая…
– Но она такая худая… – робко возразил Сэм. – Тебе не кажется…
– Худая! – Пенрод высокомерно засмеялся. – Немного пищи, вот и все, что ей нужно, чтобы отлично выглядеть. Ты просто ничего не смыслишь в лошадях, Сэм! Вот наша лошадь…
– Ты думаешь, она сейчас хочет есть? – спросил Сэм, разглядывая Уайти.
– Давай проверим, – ответил Пенрод. – Вообще-то лошадям надо давать сено или овес, но они могут есть все.
– Я тоже так думаю. Смотри, она пытается съесть старую кормушку. Наверное, ей это не очень полезно.
– Пошли! – решительно сказал Пенрод и прикрыл дверь в стойло. Надо дать этой старой лошади как следует поесть и попить.
Сначала они испытали аппетит Уайти на толстой ветке: они с трудом отломили ее от могучего клена, который рос во дворе, и предложили лошади.
Они думали, что лошадь начнет отщипывать от ветки листья, но голод терзал ее с такой силой, что она не желала отделять одного от другого и жадно схватила всю ветку.
– Эй, лошадь! Погоди! Ты это у меня брось, – закричал Сэм.