Пенсионер – пионер
Шрифт:
Дрянь в подобных продуктах быстро забьет тебе сосуды, уничтожит печень и засрет мозги. Но молодости обычно на такой расклад пофиг. Когда еще это произойдет? Нет, я не отказываюсь от вкусненького, но все хорошо в меру. Тем более сейчас полно вполне полезных и одновременно вкусных продуктов. Почему бы вместо котлеты в бургере не приготовить кусок настоящей вырезки? От мысли о говядине у меня потекли слюнки. Я тут же начал собираться, заодно проветрюсь. А во и зря. В коридоре так качнуло, что чуть не грохнулся. Так, с физухой пока завязываем. Еще минимум неделю. Движемся осторожно.
Как
Едрить, кадрить! Ноги! Как же чертовски классно идти по асфальту на здоровых ногах, и не задыхаться от взятого темпа. Я даже не заметил, как стал почти бежать. Стоп! Башка еще до конца не прошла. Тормозим, брателла! Но, пожалуй, Никита с его сухощавостью создан для бега. Уже прикидываю маршруты будущих побегушек. Нефиг дрыхнуть до восьми, подъем в шесть, пробежка километров пять и зарядка. Зато бодрости на весь день!
Фейспалм — жест рука-лицо используется достаточно давно с различной экспрессивной эмоциональной окраской: задумчивость, удивление, восхищение, горечь, стыд, смущение, разочарование, — но с появлением интернета стал вирусным мемом, означающим крайний конфуз.
Глава 12
Ростик. Август 1973 год. Зареченск. Узнавание
С сестрой все-таки я поговорил. Но сначала знатно её удивил. Заметив брошюру на английском языке, я начал читать её вслух, чтобы оживить знания и напрячь память. Внезапно в комнату вкатилась Алька и с удивлением уставилась на меня.
— Ты же ни в зуб ногой по-английски! А тут такое изысканное произношение. Я училась у преподавательницы в нашем институте, так ты лучше слова выговариваешь. Колись, занимался зимой у кого-то?
Вот попадалово! Конечно, занимался, но не здесь и не зимой. А с пятого класса с ужасно вредными тетками репетиторшами. Ох, как я их ненавидел! Но зато сейчас на коне.
— Занимался. Без английского карьеры не сделать.
— Скажите, пожалуйста!
— И скажу.
И на память прочитал стихи Киплинга
If you can keep your head when all about you
Are losing theirs and blaming it on you,
If you can trust yourself when all men doubt you,
But make allowance for their doubting too;
If you can wait and not be tired by waiting,
Or being lied about, don’t deal in lies,
Or being hated, don’t give way to hating,
And yet don’t look too good, nor talk too wise.
Алька уставилась во все глаза на меня, видимо, изучая как неизвестный биологический объект.
— Ростик, а ведь так язык не поставить за одну зиму.
— Об этом я и хотел с тобой переговорить, Аля. Родителям лучше не знать лишнего, друзья не поймут. А ты единственный кроме них родной человек.
Сестричка разом почуяла некую
— Давай, колись.
Я застываю, как перед прыжком в холодную воду. От нашего разговора многое зависит. Иначе придется косить под дурачка. Что чревато.
— Понимаешь, после удара у меня в мозгах малость переклинило. Я не всех узнаю, кое-что забыл, а что-то, наоборот, стал делать, как будто всегда умел.
— Ты уверен?
В глазах сестры плещется подозрение, но червоточинка сомнений слышна в голосе. Знаю я вас, люди всегда готовы поверить в чудо. В каком бы возрасте это ни было. У нас в Москве будущего полно придурков, косплеющих эльфов и орков. Со временем они становятся крайне странными людьми. Как будто живут Там, а не Здесь. А уж сколько моих однокурсников верили в колдунов и ведьм! Дед как-то наглядно разоблачил эти бредни и подсунул хорошую книгу про мифологию и язычество некоего Клейна. Она здорово мне мозги прочистила. Если науке ни фига о старой вере славян неизвестно, то получается все россказни про древних славянских богов высосаны из пальца. А науке я доверял как-то больше, чем левым фрикам в Интернете.
Сейчас же доказываю свою правоту самым банальным способом. Найденный в столе альбом для рисования лежит рядом, карандаши заточены. Минут за пять делаю набросок, и Алька со смешанными чувствами разглядывает свой портрет. Карандашом у меня всегда неплохо рисовать получалось. Лучше, чем красками.
— Здорово! — сестра восхищенно смотрит на меня, потом на рисунок. — Можно я заберу?
— Конечно! Теперь веришь?
— А что ты еще умеешь?
Пожимаю плечами.
— Не знаю. Надо пробовать. Но понимаешь, меня больше беспокоит вопрос — что я забыл или разучился. Сейчас пока не попробовать, мне нельзя бегать и прыгать. Я ведь футболом занимался?
— Ну да. Вечно на площадке пропадали.
— А сейчас толком и правил не помню.
Алевтина настороженно говорит:
— Может, к врачу сходить?
— Дядя Петя уже был. Про какую-то амнезию упоминал. Сказал, что память вернется.
Сестра вздыхает:
— Медицина — наука неточная.
— Но отчасти он прав. Я замечаю что-то и тут же узнаю. Или даже понимаю, что не забывал. Мне просто надо напоминать каждый день про что-то. Наверное, так память и восстановится до конца.
Алька вскочила и возбужденно запрыгала:
— Ты прав, я слышала о таком состоянии людей после аварий. У тебя еще не самый запущенный случай.
— Да?
Но затем снова недоверие и осторожность в серых глазах:
— Но ты же не умел никогда рисовать, и произношение… как у иностранца.
Усмехаюсь:
— Ты много с ними общалась?
Алька обиделась:
— У нас учатся в институте ребята из Африки.
Я чуть не заржал в голос. И это иностранцы?! Я с мамой половину Европы проехал и везде выступал переводчиком. Мамуля могла лишь сказать несколько расхожих фраз, в большей части связанных с шопингом.