Пенталогия «Хвак»
Шрифт:
И вновь пришлось вскочить и срочно покормить Брызгу: штук пять я этих нетопырей порезал на ломти… Здоровенная ватага! Ведь кроволюбы-нетопыри предпочитают держаться в одиночку, либо парами, ибо крупны и стаей им трудно прокормиться, особенно если к добыче нужно подобраться незаметно… С другой стороны, может, они вовсе не стая, а просто слетелись на запахи… Собственной и добытой крови в этих тупырях — так… средненько оказалось, никаких ручьев, одни сгустки да брызги. Осенью из Пригорий уходят все или почти все ящеры, хищные и травоядные, жратвы остается мало и она в большом почете! Кровосос уже не перебирает будущую добычу, ища где посочнее высосать, а с лету кидается жрать, даже гниль и падаль, лишь бы была… Высокоученые жрецы из близлежащих земель неоднократно пытались выяснить — откуда берется еда в зимних и особенно в весенних Пригорьях, но им мешает разобщенность во взглядах, а также и невероятная трудность изучения. Найдется, предположим, любознательный подвижник, дабы на месте постичь тайну сию… Нашелся, горячими молитвами заручился поддержкой бога или богини, принял на пояс вооружение, подобающее сану, принял благословение святейшего наставника — и в путь! И сгинул в ту же ночь, редко в следующую! Богов-то наших я хорошо изучил: знак благоволения они
Рыцарская дружина или гвардейский полк могут по две, по три ночи подряд, и больше ночевать в Пригорьях и почти без потерь, но они — воины империи, то есть, когда в большом количестве — сами истинные чудовища для окружающей нечисти!.. Однако, им наука еще менее интересна, чем вареный булыжник, с их показаний и наблюдений для жреческой науки толку немного.
Вот меня еще ни разу не кушали местные твари, хотя и пытались брать на зубок, ох как пытались… И для себя я уяснил истину, она довольно проста, хотя и витиевата. Растения не ведают никакого страха перед Пригорьями: тут тебе и хвощ, и ракита, и папоротник, и кокушник и разноцветные рогари, и все что хочешь… Где трава и листья, там и листоядные с травоедами. Звери, что с молочным мясом на костях, те чуть поумнее и попугливее, они пореже сюда забредают, а ящерные коровы со свиньями — да стадами! Да преогромными! За ними ящерные хищники подтягиваются… тут и местные очнулись от весенних невзгод — и пошел пир на весь мир! Травоядных очень много, хватает и на пищу, и чтобы на будущий год осталось, на развод… Осенью, понятное дело, все ящеры уходят на север, в теплые края, но за лето жизнь в Пригорьях наполнилась до краев, Пригорья вроде как жир в себе накопили, в преддверии будущей зимы… Приходит зима, и вся эта сволота начинает охотиться друг за другом: сегодня он добыча — завтра ты, если ты сегодня добыча, то нет для тебя никакого завтра и беспокоиться больше не о чем. К весне, к приходу травоядных, выживают самые сильные и голодные. Там даже хищных растений не остается — сожраны под корень, ибо сами питательны и пахнут плотью! Кстати, обычные травы даже в лютый голод никого не привлекают, вернее — не насыщают. Круг замкнулся. А для посторонних «гостей» так на так и выходит: либо весенние твари немногочисленны и отчаянно свирепы, либо более или менее добродушны — разумеется, по меркам Пригорья — но берут количеством.
— Пойдем-ка, мой дорогой Горошек, вперед, к более открытому пространству, там я разведу костер, разверну полог, напою водицей некоего конягу, для него же добуду из лошадиных продовольственных котомок несколько горсточек свеженького… сам понимаешь чего… Потом очерчу необходимые круги — глядишь, Горошек, и ночь переможем! А?
Горошек не против, он смотрит на меня большими смирными глазами, тычется лбом в плечо, словно говорит: ну, конечно, так и сделаем! Главное, про овес в котомках не забыть!
Иногда мне даже странно, что такому, как я, достался такой, как он… Сивка бы — тот и из круга бы рвался, на бой с нетопырями, оборотнями, и прочими тварями и реготал бы гневно, в обиде, что я его не пускаю… Еще бы я пустил, отдав собственного коня на мгновенное растерзание! А Горошек — нет, не такой: в бой идет смело, но отвага у него смирная, без бешенства. Скачет хозяин, значит надо ему так; помашет, помашет железяками, потом покормит, пену лично оботрет, а понадобится — и полечит, и подкует…
На открытое место мы выбрались довольно скоро, а главное — вовремя, ибо уже смеркалось. Следовало поспешить, потому что отнюдь не все обитатели Пригорий столь же безобидны и слабосильны, как нетопыри-кровососы, следовало не отвлекаться ни на какие бытовые задержки, но если уж ты живешь человеческой жизнью — изволь не выходить без нужды за пределы ее возможностей. Правильно? Правильно, я так и сделал: набрал сушняка да сухотравья, которого было полно вокруг и по всем человеческим правилам зажег огонь: с заклинаниями, с поглощением маны… руками даже помавал, вместо того, чтобы пожелать на всю ночь неугасимый огонь, ничем не питаемый, кроме изреченной воли моей. Можно было и простонародным кремешком искру высечь, иногда я именно так предпочитаю… Ай! Ай-яй-яй… Вот до чего доводит беспечность: от близлежащего овражка, выбранного мною в соседи из-за живущего в нем ручейка, вымахнула, на лету разматывая кольца, толстенная змея и хвать за шею моего Горошка! А это и не змея вовсе, но колдовской корень колдовского растения «Черное рогари»! Я уж тут не мешкал: скок поближе к коню, чтобы точнее рубить, и мечом нежненько так обкромсал с моего четвероногого друга все эти древесные удавки… Круг, круг, немедленно защитный круг! Прости, Горошек, моя вина! Сейчас я прочерчу, а потом — овса! Отборный свежий овес, друг Горошек, если его вволю, очень помогает справиться с волнением. Согласен?
Согласен мой Горошек, всей своей лошадиной душой, а сам вздрагивает от пережитого, бедолага, жмется ко мне поближе… Можно было бы успокоить его лечебной волшбой, но уж ныне пусть сам переможется — все-таки боевой конь, а не придворная принцесса.
Костер разведен, круг прочерчен — я не стал скаредничать на ману, сделал попросторнее, чтобы не жаться к костру, в боязни порушить круг неловким движением руки или ноги.
Когда живешь долго среди людей, то невольно обрастаешь всеми привычками этих забавных существ, так, что потом даже ловишь себя на нежелании ломать одни привычки и взращивать другие. Однако я борюсь с подобными позывами и всегда нахожу точку равновесия, ибо считаю, что тяга к разнообразию должна иметь место, но, при этом, удовлетворяться строго в границах человеческого естества. А иначе нелюбопытно, перекос в ту ли иную сторону разрушит мою игру, которую я бесконечное количество лет веду сам с собою…
Защиту я сегодня сделал самую мою любимую, так называемый «Шатер Ночного Созерцания».
Защита полупрозрачна, причем весьма и весьма хитрым способом, придуманным, чтобы обеспечить мне все заранее предусмотренные удобства и удовольствия тела и духа: это такое полушарие, совершенно прозрачное для тех, кто находится снаружи. Для них все как на ладони: догорающий костер, пожитки, расстеленная попона, спящий на ней человек, рядом с ним конь, дремлющий прямо на ногах… Подходи и ешь! Ан не-е-ет!.. Не пускает их к ужину невидимая защита! Собравшиеся на огонек недовольны, понятное дело, издают разные звуки — и меня это развлекает. Но если изнутри, от меня смотреть, то защита моя прозрачна лишь наполовину, а именно сверху, чтобы не мешать мне разглядывать ночное небо, полное всякого разного удивительного… даже волнующего… Я бы, наверное, с удовольствием потосковал, если бы умел, глядя, как над головой тихо и неотступно, не старея, кружится Вечность… Да, купол поверху прозрачен, а по бокам я придумал нечто вроде сплошного кругового полога: они меня видят, а я их нет! Это так здорово — вслушиваться в деловую суету ночных Пригорий и только на слух догадываться о происходящем! Иногда угадываешь, иногда нет.
Ночь началась как обычно, воем, рыком, взвизгами, но потом Пригорья задали мне жару, на славу разгулялись, хоть уши затыкай! Я некоторое время крепился, крепился, в безнадежных попытках только на слух угадать, кто там есть кто в невероятной кутерьме, да и запутался, заснул, отложив чтение следов на утро. Кстати сказать, под словом заснул — я понимаю для себя совсем иное, нежели все остальные люди. Строго говоря, моему рассудку не ведомы ни сновидения, ни само состояние сна, но об этом позже, ибо уже утро вокруг, пора умываться, собираться, пора завтракать и двигаться дальше, на восток.
А до завтрака — разобрать следы, ибо… Ибо! Хо-хо!.. Как забавно!.. И еще!.. Э… а это что??? Да-а, ночку мы с Пригорьями выдающуюся учудили: я времени вдвое больше против намеченного потратил на чтение следов — и оно того стоило! Знал бы заранее — снял бы полог и вместо созвездий любовался боевым представлением.
Первыми на стоянку наткнулись рапторы, самец и самка. Видимо замешкались и не успели убраться из Пригорий, прибежали из последних сил на тепло. Этих сожрали в два мгновения, напоследок согрели, так сказать. Но демоны оврага тоже были отнюдь не богатырских статей, их, вместе с остатками черного рогари, растерзали подоспевшие оборотни. Растерзали и тут же ввязались в лютый бой с нафами, пришедшими на звуки и запахи, за своей долей. Нафы, как я уже говорил, сильнее оборотней, но тех было гораздо больше… Цуцыри пришли, двое, но — независимо друг от друга, с разных сторон… Каким-то чудом — вот уж воистину чудесами была набита ночь сия — сунулась к месту событий стайка горулей, но всю полудюжину схрумкали еще быстрее, чем церапторов… Тоже пытались драться, тоже ведь хищники считаются… И чем больше крови и криков было, тем охотнее собиралась к моему костру вся окрестная нечисть, звери и демоны… Потом было странное… Потом — вот когда я по-настоящему пожалел, что отказался от зрелища! — потом нагрянули охи-охи! О, если бы я знал заранее! Но как можно было предугадать, что охи-охи заберутся столь глубоко в западные Пригорья, от своих любимых северных предгорий??? Теперь-то уж поздно стенать и казниться, теперь только и осталось, что следы читать, телесные и магические. Воздух в Пригорьях — одна сплошная магия, почти как в императорском дворце, так что разбираться в следах легче легкого. Итак, нагрянули милые звери охи-охи, которые, хотя и звери, а не демоны — суть волшебные звери, очень умные, очень свирепые и очень прожорливые! Жрут и успешно переваривают даже демонов. Ватага преизрядная — морд в сотни полторы их собралось! Все взрослые. Видимо, искали места, куда можно отпочковаться от основной стаи в свое норное стойбище. Для начала они прикончили одного уцелевшего к тому времени цуцыря, а потом уже взялись за остальных… Охи-охи — это такие славные зверушки… Смотришь на них — то ли маленький медведь, то ли помесь горули и крокодила, а иной раз и с волками схожи… Шерсть короткая по всему длинному телу, а схватишься за нее — не шерсть вовсе, но чешуя. Но чешуя не как у змей и ящеров, а на особицу. Клыки у них нежные, беленькие, словно пальчики у благородной сударыни… и такие же размером. Когти, правда, покривее, пожелтее и побольше, зато на всех четырех лапах. Хвосты у охи-охи длинные, начинаются где им положено, из задницы торчат, а заканчиваются маленькими головами! Маленькая голова охи-охи на конце хвоста — точное подобие большой головы, с глазами, с пастью — даже кусаться может. Но главное предназначение маленькой головы — сторожевая служба, пока большая голова спит или чем-то отвлечена. Когда идет в поход шайка охи-охи, всем встречным и поперечным приходится не сладко, ибо охи-охи любят подраться, а еще больше поесть, и очень не любят тех, кто мешает им путешествовать. А им все встречные мешают. Помню, сам видел — лет триста-четыреста прошло, но до сих пор с удовольствием в памяти храню — как вот такая же кочующая ватага охи-охи напоролась на троих взрослых тургунов… Задрали насмерть всех троих! Правда, и сама ватага по итогам столкновения сократилась где-то на две трети… Охи-охи поддаются воспитанию, могут быть ручными, хотя, по чести сказать, за всю свою жизнь в этих краях, я знаю только один единственный случай, когда человек приручил охи-охи… Между прочим, приручивший — был когда-то спутник моих странствий, можно сказать — воспитанник, а ныне рыцарь и аристократ при императорском дворе. Да и то, их союз правильнее будет назвать дружбой, а не службой. Один одного считает братом, а другой другого — богом.
Здесь, у нас в Пригорьях этой ночью, не случилось ни тургунов, ни драконов, ни горных медведей, но всего остального вполне хватило, чтобы к утру уполовинить даже непобедимых охи-охи… Пожалуй, даже и не уполовинить, а поболее того… Как бы то ни было, оставшиеся охи-охи поужинали, вернее, позавтракали тем, что им боги ниспослали от щедрот, и дальше двинулись. А местная разгромленная нечисть, почесав намятые бока, осталась на поле брани подбирать съедобные трофеи… Трава вся повыбита вокруг моей защиты, словно тут веселая деревенская свадьба шла неделю без отдыху, с плясками и драками… Разве что крови и костей еще больше оставлено. Думаю, к вечеру кровь до пятнышка вылижут, а кости обглодают. Что еще? Странное было — вот что еще. Когда мою защиту пробуют на взгляд, или на зуб, или на рог, на ней остаются некие магические следы, дабы с утра я мог их прочесть, коли пожелаю… И сегодняшняя ночь не исключение, но было на мою защиту воздействие, которое никак не укладывается в возможности демонов и зверья! Словно бы кто-то мощный, колдун под стать богам, зацепил ненароком, проходя мимо… И следы есть, человеческие следы, здоровенные, правда… Может, действительно кто из богов рядом оказался? Было бы любопытно. Впрочем, не такой уж я глупец, чтобы перед самим собой тайны до времени разоблачать — это никак не в моем обычае! Уж ежели я даже Морево собираюсь избывать по мере его прихода, то подобные мелочи и подавно разведывать потерплю. Зато потом будет больше радости.