Пепел Ара-Лима.
Шрифт:
Наткнувшись в темноте раза два на стену, Йохо усмотрел светлую полоску и, не раздумывая, толкнулся вперед, удивляясь собственной смелости.
Лесовик только раз в жизни испытал настоящий ужас. Когда год назад, по весне, умываясь в лесном ручье, привиделось ему страшное отражение с пустыми глазницами, с облезлой кожей и оскаленными зубами. Отражение пялилось на него, глазниц пустых не отворачивало, беззвучно зубами двигало, смеясь, а может угрожая.
Три недели после этого не ходил в лес. Закрывшись в доме жег коренья волшебные, да лоб об угол расшибал за грехи прошлые и будущие.
Но знать плохо расшибал,
Лесовик встряхнул головой, зажмурился, а когда вновь на колдуна посмотрел, то и совсем мыслить перестал. Только ресницами хлопал, да рот открывал, удивляясь.
Стоял перед ним старик обычный. Не страшный, не жуткий, не уродливый. Неказистый, каких полно в деревне. Борода седая только ниже колен, да взгляд синих глаз пронзительный, до самой печенки проникающий. Уши оттопыренные, не горбатый, ни юродивый. Руки сухие крючковатую палку сжимают. Посох с золотым набалдашником. На макушке седоволосой шапочка, бисером расшитая, узором замысловатым украшенная. И одежда не такая, как у всех лесовиков. Не из кожи зверя дикого, а из тканного полотна, что только в городах за большие деньги купить можно.
Колдун не был лесовиком. Пришел в деревню простым путником. Давно, Йохо тогда еще к деревьям на карачках ползал. Никого не спрашивая, поселился в доме заброшенном, на отшибе стоящем. Поначалу хотели деревенские пришлого силой выгнать, да только, по рассказам, ничего не вышло. Толи колдун заразу какую напустил пугливую, то ли еще какая беда случилась. Да только решили колдуна не трогать. Себе дороже. Тронь, потом век деревню от заговоров не очистить.
Так и остался колдун в деревне жить. Вреда от него никакого не случалось, по правде сказать все больше пользы. Как в лесу засуха страшная с пожарами, так лесовики к дому крайнему представителей с подарками засылают. Как Вьюшка глупая по весне через края разливается, опять к нему, с сумками полными. И помогал, усмирял колдун и пожарища, и разливы. Да что говорить, как пришлый в деревне поселился, лесовики раза в два больше камней стали отыскивать.
Случалось жители и поодиночке к колдуну хаживали. Кто с дитем недоношенным, кто с раной смертельной. Что там с ними происходило, про то не рассказывали, но деревенские видели, чем походы секретные оборачивались. Детишки выкарабкивались, а раны не живучие затягивались. Покрывались в один день коркой сухой, да на следующее утро отваливались.
Однако близко к себе колдун никого не подпускал. А слишком любопытным носы одергивал. Как надумает кто поглазеть без разрешения в дом крайний, так у того с неделю из носа кровь хлещет. Хоть пробками деревянными забивай.
Долго бы стоял так Йохо, пялясь на деда чудного, кабы не ворон.
Птица черная неторопливо вышла из темноты, встала перед лесовиком, прокашлялась в крыло:
— Вот… Сам пришел, искать не надо.
Метнулся лесовик обратно к дверям, услышав в словах птицы угрозу явную. Да только лоб расшиб. Двери, что ворота дубовые, перед носом захлопнулись. С той стороны засовом железным задвинулись. В окошко бы бросился, да больно маленькие, не пролезть. Одна надежда на нож осталась. Но и ножика проверенного, в крови врагов лютых закаленного, за поясом не оказалось. Обложили что зверя слабого, глупого. А с пустыми руками, какой из него вояка?
Йохо стоял, крепко прижавшись к стене, ворочал глазами то на черную птицу, невозмутимо прохаживающуюся по скрипучим доскам пола, то на колдуна, даже не сдвинувшегося с места. В который раз за сегодняшнее утро пожалел лесовик, что затянуло его, бедолагу, в плохой дом. И хоть знал, что силы в нем во сто крат больше, чем у ворона и колдуна вместе взятых, но чувствовал, селезенкой и что там еще в пузе плещется, в этом месте сила не главное.
— Я говорил, что шустрый, — обращаясь к седому старику, прокаркал ворон, — Ишь зыркает. Сам явился, а зыркает. Может, его в слизняка превратишь? Или в лягушку зеленую. А в червяка двухголового он сам не хочет. Брезгует.
— Не хочет, не будем, — голос у старика оказался на удивление мягким, с придыханием. И совсем не страшный. Йохо даже от стены отлип, вперед подался.
— Отпустили бы меня? — попросил он, непонятно на что надеясь, — Я вам ничего плохого не сделал. Случайно вот.
Колдун погладил палку свою, улыбнулся морщинистыми уголками губ:
— А и не стану держать тебя, лесовик. Дверь-то, в одну сторону открывается. Да только подозреваю, не от случайности ты в дом мой заглянул. Зуб-то как? Перестал, наверно, раз торопишься?
Йохо дотронулся кончиком языка до зуба больного, словно проверяя, не ушла ли боль звенящая. Не ушла. Притаилась, затихла жаром в десне. Понял, пока здесь стоит, жар не высунется. А стоит за изгородь выйти, от боли завоет.
— Помощи прошу, — потупил глаза лесовик. — Совсем измучался. Помоги, если можешь.
— Помочь…, — колдун задумчиво вытащил из-за пояса лягушечью лапку, засушенную, сморщенную. Сунул в рот, пожевал, да выплюнул. — Тьфу, гадость какая! Помочь помогу. Да только как расплатишься?
— Камни принесу, — простонал Йохо. — Сколько скажешь, столько и добуду.
Закашлялся в смехе ворон черный. Да и колдун в седую бороду усмехнулся.
— Ни к чему мне камни твои, лесовик. Этого добра полон лес. Работой отдашь. Пойдешь ко мне в работники?
Не бывало такого, чтобы вольный лесовик к кому-то в услужение ходил. Все равно, что свиней разводить. Позора не оберешься. Засмеют, заплюют. И в хороший дом через порог не пустят. Стыдобинушка.
— Да ты головой не верти, лесовик, — постучал по полу посохом колдун. — Отказаться всегда можно. И к лекарю вашему вернуться можно. Да только он в беде твоей по уму не поможет. Вышибет зуб камнем речным, да сдерет за работу пустяковую втридорога. А у меня лишь одно поручение выполнишь, да свободен, как птаха лесная.
Ворон птица, в подтверждение слов колдуна каркнул громко, взмахнул крыльями черными, что смола пережженная, взлетел, да опустился на плечо седого старика. Колдун даже не пошевелился, стоял, как стоял. Словно невесомый ворон был.
Йохо погладил горячую щеку.
Одно поручение не работа. Сделает, никто и не заметит. Лишь бы помог проклятый колдун. Главное, сдуру в муть не сунуться.
— Дело-то, какое? — осторожно, еще не соглашаясь, поинтересовался лесовик.
Колдун, словно и не слышал вопроса, подошел к окну крошечному, заглянул, согнувшись.