Пепел Ара-Лима.
Шрифт:
Перед тем как к дубу подойти, нашлось у Йохо слово заветное. Не молитва, не верят лесовики в молитвы пустые. Заклинание старинное, что отец в свое время с плеткой заставил вызубрить. Чтоб, значит, не брали лесовика трусость и отчаяние. Чтобы до последнего цеплялся, барахтался, но выкарабкивался. Помогало пару раз, когда он в жижу болотную, вина перепивши, на спор прыгал. От самого дна вылезал. Только от жижи вонючей морщился. Жижа болотная не вино, на вкус неприятная.
Последний раз Йохо был здесь больше года назад. Пробежал мимо, зачурался, не остановился. Нечего здесь
Поискал в карманах корень дидры, от всех духов защиту надежную. Не нашел. Потерял, видно, по дороге. Или в саду у колдуна обронил.
Не стоило колдуна вспоминать. В который раз образ безглазый в самую душу заглянул, скрутил сердце веревкой крепкой. Но опустил быстро. Не задержался.
— Так и привыкнуть недолго, — выдохнул лесовик. Особой тревоги он больше к лику не испытывал. Показалось даже, что ободряюще кивнула ему физиономия облезлая. Не подведи, мол, лесовик Йохо. А то… сам понимаешь.
Никого подводить лесовик не собирался. Зуб иногда дергался, несильно правда, напоминая, для чего он приперся в даль несусветную. Да и самому Йохо интересно стало, ради чего такого ценного колдун его к дубу отправил? Уж явно не за светящимися камнями, которых, при известной удаче, можно и у самой деревни насобирать с три пазухи. Конечно, не чистых, в которых небо отражается. Но и не совсем пустых булыжников, пригодных разве что на мостовые в городе.
Стараясь держаться поближе к лесу, лесовик обошел по широкому кругу поляну мертвую. На голой, потрескавшейся земле не увидел ничего, что могло бы заинтересовать деревенского колдуна. Ни травы волшебной, тут и обычная не растет, да и далеко еще до полнолуния. Ни жабы с красными лапами — высушенная в течение трех недель в любое снадобье пригодная. Белых звериных костей много, но они колдуну без надобности.
Лесовик постоял немного, засунув кулаки в карманы штанов кожаных, раздумывая. Может, меж кореньев поискать? Боязно, конечно, близко к месту проклятому приближаться. Но есть нож, которым можно в крайнем случае от лиха отбиться. Есть быстрые ноги, чтобы сбежать. И есть зуб, который ноет, пощады просит.
Зажав пальцем ноздрю, лесовик демонстративно высморкался, храбрость показывая всякому, кто видеть его мог, и смело зашагал к дереву, предварительно очистив об штанину руку неудачно запачканную. Хорошо, что не видел никто позора этого.
В переплетеньях корней, как и чувствовал Йохо, ничего не отыскалось. Комья окаменевшей мертвой земли, травинки засохшие, да те же кости мелкие, от птицы и зверья глупого, что на беду свою до дерева добрались. Плюнуть бы на поиски, да нельзя. Поручение обязательное получено. Принести то, что найдется, или что отдано будет. И хотя сомневался Йохо, что в лесу кто-то что-то задаром отдает, решился остаться. У каждой вещи свой хозяин. У каждого события свой срок. Всякому ожиданию свои награды. В лесу всякие чудеса случаются.
Лесовик выбрал место поукромнее, между двух кореньев больших, под землей не помещающихся, прислонился к стволу голому, сухому и теплому. Подождет до вечера. А если ничего не случится, вернется к страшному колдуну с объяснениями. Должок зубом потребует. К дубу ходил? Ходил. Искал непонятно что? Искал. Ждал исправно дарителя неизвестного? А как же. Раз так, то избавляй от боли зубовой. Уговор дороже камней светящихся.
Йохо и сам не заметил, как навалилась на глаза дрема, закутала в слабость голову, усыпила сном глубоким. Уже и не чувствовал лесовик, как под ним земля мертвая зашевелилась, как задвигались корни толстые, выталкивая под солнышко тех, кого до поры до времени от взора любопытного укрывали.
Сладок порой сон бывает. Особенно под дубом мертвым, на мертвой земле стоящим.
ХХХХХ
Черный дым от пожарищ настолько тяжел, что не в силах поднять его даже северный ветер. Тщетно тужится, кружит вокруг, пыхтит, срываясь в злобных порывах. Да только тяжел дым, стелется по засыпанным пеплом мостовым, ищет короткие пути в распахнутых настежь дверях и выломанных ставнях. Спотыкается о мертвые тела, щедрым ковром усыпавшие улицы, испуганно жмется к наполненным красной водой каналам. Упирается в разрушенные стены, нащупывает пробитые таранами дыры и, облегченно расстилаясь по искореженной земле, покидает мертвую Мадимию.
По улицам благословенного города бродит раненая лошадь. Из разорванного бока сочится на каменную мостовую кровь. Глаза животного слепы. Пустые глазницы наполнены кашеобразной массой из крови и пепла. Лошадь натыкается на перевернутую телегу, испуганно шарахается в сторону от невидимого препятствия, спотыкается о груду мертвых, падает на колени. Жалобный, почти человеческий крик заглушает вой пожара.
— Бедное животное, — всадник в золотых доспехах придержал поводья, облокотился на луку седла и с минуту наблюдал за вопящей от ужаса лошадью. — Убейте ее.
Стоящий рядом легронер из кодры личной императорской охраны вытащил короткий меч, подошел к лошади и коротким ударом успокоил кричащую тварь.
— Мой Император!
Несколько всадников, подняв на дыбы коней, остановились напротив всадника в золотых доспехах. Один из них, высокий черноволосый человек в помятом панцире, без шлема, соскочил с седла, придерживая меч подбежал к всаднику, припал к его стремени:
— Мой Император! Ваш приказ выполнен. Последние защитники готовы к распятию перед городскими стенами.
— Поднимись Генерий, — Каббар дотронулся до волос легона железной перчаткой. — Не годиться герою взятия Мадимии стоять на коленях даже перед верховным Императором Кэтера. Твой легрион был первым, кто вошел в город. Империя Избранных не забудет твоего усердия.
— Я служу тебе, мой Император, — легон второго данийского легриона слишком быстро поднялся с колена, но тут же склонил в поклоне голову. — Приговоренные к смерти ждут твоей воли, мой Император.
— Так не будем их задерживать, — засмеялся всадник, слегка запрокинув голову в позолоченном шлеме. — За мной, мой верный полководец. За мной все!