Пепел и проклятый звездой король
Шрифт:
Я смотрела на это, стиснув зубы и будучи слишком зацикленной на всём. Я хотела отрубить ему руку за то, что он мажет своей запятнанной кровью Кроворожденного имущество моего отца.
— Тот факт, что ты смогла использовать это и передать информацию своему генералу… это необычно и впечатляюще, — продолжил он. — Возможно, это из-за твоего знака Наследника. Кто может по-настоящему понять магию богов?
Я не знала, почему мне так неприятно это слышать. Думать о всех связях, которые у меня все еще были с Винсентом, о связях, о которых он всю жизнь говорил мне, что их не существует. Часть меня хотела
Другая часть меня ненавидела его за это.
Я отбросила эти сложные мысли.
— Так ты планируешь разрезать меня и начать капать моей кровью на все вещи Винсента? Как будто у меня не было вампиров, жаждущих моей крови всю мою жизнь. Весьма креативно.
Септимус захихикал, как смеются над выходками маленького ребенка.
— Не на все вещи Винсента. Только на некоторые из них.
— У твоего отца было много секретов, — тихо сказал Райн тоном, который значил гораздо больше, чем сами слова.
Мой язвительный ответ замер на языке, потому что даже я не могла поспорить с уродливой правдой. Слишком много секретов.
Затем Септимус сказал то, чего я действительно до мозга костей я не ожидала.
— Я полагаю, ты знакома с историей Аларуса и Ниаксии?
— Я…Что? Конечно, знакома, — сказала я. — Есть ли в Обитрэйсе хоть одна душа, которая не знакома с этой историей?
Какое отношение это может иметь к чему-либо?
— Я не люблю судить, — сказал Септимус, подняв одно плечо. — Тогда ты должна знать, что Аларус — единственный бог, который когда-либо был убит.
— Ближе к делу, Септимус, — проворчал Райн. Но даже когда он ругал Септимуса, он наблюдал за мной.
Септимус поднял руки, в жесте ленивой справедливости.
— Мы вампиры. Мы знаем смерть лучше, чем кто-либо другой. И мы все знаем, что любое существо, которое умирает, оставляет после себя что-то. Кости. Кровь. Магия. Потомство. — Септимус одарил меня понимающей полуулыбкой. — Это относится и к богам. Как то, что мы оставляем после себя, хранит часть нашей силы, так и останки бога.
Вопреки всему, мое любопытство брало верх, просто потому что то, что он говорил, было таким… странным.
— Ты говоришь, что обнаружил… труп Аларуса?
— Я думаю, что Аларус уже нечто большее чем труп. Я думаю, что его останки, чем бы они ни были, распространились по всему Обитрэйсу.
— Почему ты так думаешь?
Он улыбнулся.
— Я нашел несколько. В Доме Крови.
У меня даже слов не было. Мои губы приоткрылись, но не было произнесено ни звука.
— Зубы, — добавил он, отвечая на вопрос, который я не смогла задать, будучи слишком потрясенной. — Всего несколько.
Зубы?
Я задохнулась:
— И что, черт возьми, можно делать с зубами Бога Смерти?
— Может быть, и не так уж много. Но с его кровью мы могли бы сделать многое.
— С его кровью?
Это было смешно.
— Да, — просто сказал Септимус. — Я подозреваю, что ее часть осталась в Доме Ночи, и что она может быть очень, очень полезной, если ее найти. И я подозреваю, что твой дорогой старый отец тоже знал об этом. — Он наклонился
Я долго смотрела на него. Это было настолько смехотворно, что я даже не могла найти слов, ведь сама мысль о том, что Винсент, всегда практичный, всегда логичный, мог когда-то искать чертову кровь бога, была просто смехотворной.
— Ты действительно хочешь, чтобы я удостоила это ответом? — сказала я.
— У Короля Ночнорожденных когда-то была неплохая репутация. Близость с провидцами. — Септимус сделал ударение на слове «провидцы».
Смысл этого не ускользнул от меня.
Магия Ниаксии мало что давала в плане провидения, хотя говорили, что некоторые колдуны из Тенерожденных могли делать что-то близкое к провидению. Поэтому, когда вампиры интересовались магией за пределами возможностей Ниаксии, им приходилось работать с людьми, которые поклонялись другим богам — обычно с Акаэдже, богине неизведанного и единственным богом Белого пантеона, у которого были немного вежливые отношения с Ниаксией.
Некоторые короли Обитрэйса на протяжении многих лет держали у себя домашних провидцев, будь то провидцы Акаэджи или какого-либо другого бога. Было много полезных вещей, которые король мог сделать с помощью такой магии. Но я не могла представить Винсента одним из таких правителей — вампиром, настолько отчаянно жаждущим власти, что он давал монеты какому-то седовласому колдуну. Он не был особенно религиозен, но он также был предан Ниаксии и той власти, которую она ему дала.
— Я все еще не понимаю, о чем вы меня просите…
— Мы ничего не просим, — сказал Септимус. Очень вежливо, что еще больше меня разозлило. — Если Винсент нашел кровь бога, он, без сомнения, должен был позаботиться о том, чтобы только он мог ее использовать. А это значит, что ты нам нужна.
Все это было чертовски нелепо. Я не знала, почему они потрудились спросить меня.
Я скрестила руки, вздернув подбородок.
— Я отказываюсь.
— Взгляни на ситуацию под другим углом, Орайя, — сказал Райн. Его голос был холодным, спокойным, в отличие от него самого. Он наклонился ближе, прижав ладони к столу. Я не могла отвести взгляд от его ржаво-красных глаз. — Ты предала короля Дома Ночи, — сказал он. — Ты велела генералу хиаджей напасть на оружейный склал той ночью. Ты действовала против собственного королевства. А это не маленький список твоих дел.
Действовала против собственного королевства.
Эти слова и этот надменный тон, которым он их произнес, вывели меня из себя.
Я медленно поднялась и, наклонившись через стол в такт его движениям, посмотрела прямо ему в глаза.
— Разве это измена, — проговорила я, скривив губы в ухмылке, — действовать против захватчика? А может это всего лишь Наследник защищает свою корону?
Губы Райна дрогнули, совсем чуть-чуть.
— Хороший вопрос, принцесса, — сказал он. — Зависит от того, кто победит.