Пепел и проклятый звездой король
Шрифт:
— Я думала, ты сказал все, что хотел сказать. Или Септимус, по крайней мере, сказал.
Мои слова были резки и выражали явное обвинение.
— Я говорю то, что они хотят от меня услышать.
— Ты манипулировал мной, — огрызнулась я. — Ты играл со мной в игры с самого начала.
Лицо Райна ожесточилось.
— Ты совершила акт войны, Орайя.
Я подавила смех.
— Я совершила акт войны? Я?
Это была ошибка. Я даже не должна
Он нахмурился, затем поднял руки.
— Я… давай не будем. Мы здесь не для этого.
— Тогда зачем?
Он встал, подошел к комоду и достал что-то из среднего ящика — что-то длинное, завернутое в ткань. Он положил этот предмет на стол рядом со мной и развернул его.
Мое сердцебиение ощущалось даже в горле.
Пожиратель сердец. Меч Винсента.
Это было невероятное оружие, которым он владел веками, и никогда не опровергал и не подтверждал легенды, связанные с ним. Легенды, что он был выкован богом, что он был проклят, что он был благословлен, что он вырезал маленький кусочек своего сердца, чтобы сделать его. Он рассказывал мне эти легенды, когда я была ребенком, и иногда — он рассказывал их с совершенно серьезным лицом, но с блеском веселья в глазах.
Если отодвинуть легенды в сторону, то реальность была куда впечатляющей. Оружие было невероятно мощным, и оно усиливало и без того значительную магическую силу Винсента. Оно принадлежало ему и только ему, отвергая всех других владельцев. Я шутила, что меч был самой большой любовью Винсента. Большую часть своей жизни я, кажется, верила в это.
Образ окровавленного лица Винсента, напряженно смотрящего на меня на последних дыханиях, промелькнул в моем сознании.
Я полюбил тебя с самого первого мгновения.
У меня сжалось в груди.
Райн отступил назад, прислонившись к стене, давая мне возможность остаться с мечом наедине.
— Ты можешь поднять его, — сказал он. Его голос был странно-мягким. — Только будь осторожна. Будет больно, если долго касаться рукояти.
Я обнажила меч и положила его на стол. Это была легкая, тонкая и изящная рапира. Лезвие было ярко-красным, на нем были вырезаны вихри и символы, которые совпадали с теми, что были на моем собственном оружии. Эфес был сделан из Ночной стали, образуя изящные спирали вокруг гарды, которая напоминала кости крыльев хиаджских вампиров.
Я долго смотрела на него, не решаясь заговорить. Внутри меня медленно нарастала волна горя и гнева.
Райн хранил этот меч. Самая ценная вещь моего отца, теперь принадлежала мужчине, который его убил.
— Почему ты показываешь мне это?
Конечно, вряд ли он предположил, что это может стать сентиментальным предложением перемирия.
— Ты можешь им пользоваться?
Я удивленно моргнула и повернулась к Райну. Я на мгновение усомнилась правильно
— Нет, — сказала я. — Никто не может пользоваться им, кроме него.
— Но и зеркалом никто не мог пользоваться, кроме него. А ты его использовала.
— Это другое. Это…
Его.
Винсент много раз предостерегал меня от того, чтобы я даже не смела прикасаться к оружию. По всем очевидным причинам, по которым можно было бы предостеречь ребенка от подобного, но позже, он ясно дал понять, что для меня было бы опасно даже держать его в руках. Оружием мог владеть только он, и то, что было болезненным для вампиров, вполне могло быть смертельным для меня.
— Зачем? — спросила я. — Это еще одна вещь, которую ты хочешь, чтобы я сделала для Септимуса?
Тень гнева, промелькнувшая на лице Райна, была мимолетной, но заметной.
— Нет.
— Тогда зачем ты вручил мне такое оружие и хочешь, чтобы я им воспользовалась?
После того, как я выступила против него. После того, как он так ясно дал понять, какую роль я должна была сыграть.
Вручить мне это оружие, да что там, даже дать мне понять, что оно все еще существует, — было откровенно глупым поступком.
Он просто сказал:
— Потому что ты права.
Я столько раз говорила себе, что больше никогда не позволю Райну удивить меня. И все же мы были здесь.
— Потому что то, что ты сказала в кабинете Винсента той ночью — это правда, — сказал он. — Нет оправдания тому, что я позволил Кроворожденным сделать с этим королевством. Септимус охотится на нас обоих. Я позволил манипулировать собой в союзе, которого я не хотел, в сделке, из которой я не могу выйти, и теперь мы, черт возьми здесь.
Он подходил все ближе, шаг за шагом, а я не отстранялась. Мне стало не по себе, когда он заговорил о том, что его заставили вступить в союз, но я все равно видела его лицо — видела тот самый момент, когда Анжелика была готова убить меня, а я смотрела, как Райн глядел на трибуны и кивал.
Еще один парадокс, с которым я не могла смириться. Райн убил моего отца, захватил мое королевство и заточил меня, но он сделал все это, чтобы спасти мою жизнь.
— Я знаю, что я права, — сказала я. — И что с того?
Слабая веселая улыбка промелькнула на лице Райна и исчезла через несколько секунд.
— И я хочу, чтобы ты помогла мне что-то с этим сделать.
— Если это очередная речь о…
— Нет. Это касается крови, Орайя. — Он не моргал. Его глаза не отрывались от моих. — Речь идет о том, чтобы выгнать Кроворожденных из нашего гребаного королевства.
— Они твои союзники. Те, на кого ты полагаешься, чтобы сохранить свой трон.
— Союзники, — насмешливо произнес он. И было что-то в том, как он произнес эти слова шепотом, что заставило меня осознать это.