Пепел и проклятый звездой король
Шрифт:
Я слишком небрежно произнес:
— Я не очень-то много думал, — хотя это была откровенная ложь.
Она нахмурила брови.
— Но ты так много работал для этого.
Мне пришлось сжать челюсти, чтобы не сказать правду.
Ради этого? Нет.
Я принял участие в Кеджари, потому что это сделала Мише. Потому что она заставила меня. Потому что однажды, когда мы путешествовали, она застала меня в особенно тяжелую ночь, и я рассказал ей все — правду о том, кто я такой, и о шраме на спине, о том, чего я никогда
Каждая эмоция отражалась на лице Мише, и в тот вечер я наблюдал, как она грустит из-за меня, а затем видел ее замешательство, а потом то, что на самом деле причиняет боль: волнение.
— Ты, — вздохнула она, ее глаза загорелись, — Наследник ришанского рода, и ты ничего не делаешь, зная это? Ты хоть представляешь, что ты можешь сделать?
Это, черт возьми, убило меня. Надежда.
В ту ночь мы поссорились и это была одна из наших худших ссор, даже после многих лет постоянного общения. На следующую ночь Мише исчезла. Я был вне себя, когда она почти на рассвете вернулась, и показала мне свою руку на которой был шрам от пореза.
— Мы примем участие в Кеджари, — самодовольно сказала она. Как будто она только что записала нас на урок живописи или экскурсию по городу.
Я давно не был так зол. Я сделал все, что мог, пытаясь найти способ избавить ее от этого. Но в итоге я оказался рядом с ней, как она и задумала.
После моей первой вспышки гнева в тот первый вечер я никогда не говорил ей, что я чувствую по этому поводу. Я держал это неприятное ощущение в тугом узле в груди, которое зарыл так глубоко как мог.
Было трудно злиться на Мише.
Но тяжелее, чем злость, было беспокойство.
Это был не маленький шаг — принять участие в Кеджари. Я часто и невольно думал о Мише, о решении, которое она приняла, и о том, как чертова удача спасла ей жизнь.
Только один участник мог выиграть в Кеджари. Каков был план Мише, если бы все сложилось иначе?
Мне не хотелось думать об этом.
Я оторвал взгляд от обвиняющего взгляда Мише и перевел его на руку, которую она положила на колено, и на шрамы от ожогов, едва заметные под тканью рукава.
Если она и увидела этот взгляд, то проигнорировала его, вместо этого она наклонила голову и одарила меня легкой, ободряющей улыбкой.
— Не стоит быть таким подавленным, — сказала она. — Все образуется. Я знаю, что все получится. Просто сейчас тяжело, но хорошо, что ты здесь.
— Мм. — Если бы только правда была так же проста, как оптимистичные банальности Мише. Я искоса взглянул на нее. — Как ты?
— Я? — Ее лицо на минуту стало серьезным, а затем она беззаботно пожала плечами. — О, ты же меня знаешь. Я всегда в порядке.
Я хорошо ее знал. Знал ее достаточно хорошо, чтобы понять, когда она
Я протянул руку и потрепал ее волосы, заставив ее сморщить нос и отпрянуть.
— Они слишком длинные, — сказала она. — Я должна их подстричь.
— Мне нравится. Перемены тебе к лицу.
Она нахмурилась. Затем она поймала мой взгляд, и выражение ее лица превратилось в ухмылку.
— Поймала тебя, — сказала она. — Ты рад, что я здесь.
— Никогда, — сказал я.
Отлично, она поймала меня. И это, черт возьми, моя вина.
Глава
16
Орайя
Райн был верен своему слову. После этого дверь больше не была заперта. Я не собиралась рассыпаться в благодарностях за это дарование и я не сомневалась, что стража по-прежнему не спускает с меня глаз. Но все же… мне нравилась свобода. На следующий вечер я гуляла по залам замка в одиночестве. Стражники и солдаты бросали на меня странные взгляды, но никто меня не беспокоил. Мне было как-то неуютно, я не могла определить, почему именно.
Может быть, это было из-за того, что замок уже выглядел совсем иначе. Все было в полном беспорядке. Тем не менее, я не могла не сравнить его с тем упадком, который я видела, когда ходила по этим залам во время Кеджари, когда я впервые заметила застойный упадок, скрывающийся в моем доме.
Теперь никто не мог назвать это место застойным.
Я остановилась на балконе, с которого открывался вид на пиршественный зал. Это была одна из немногих комнат, которые не подверглись значительным изменениям. Столы стояли на прежнем месте. Мебель не меняли.
Я вздрогнула и отвернулась.
Тренировка. Это то, что мне нужно.
Райн был прав в том, что мне не хватало практики. Я почувствовала это, когда мы сражались в оружейной, особенно ощутила то, как болели мои мышцы на следующий день и это стало долгим напоминанием о надобности в тренировке.
Я повернулась и остановилась, глядя в коридор перед собой.
И тут до меня дошло, почему мне было так странно ходить по этим коридорам.
Потому что раньше мне никогда не разрешали этого делать.
Винсент мог не ставить замки на мою дверь, но его приказа было более чем достаточно, чтобы не дать мне уйти, и он ясно дал понять, что ожидает меня если я ослушаюсь. Да, я улизнула, но это было в середине дня, и я кралась как маленькая тень, съеживаясь от каждого звука шагов.
Никогда прежде я не могла свободно передвигаться по этому замку. Никогда.
Это было… странное озарение.
— Разве не приятно видеть себя на свободе?
Я очень старалась не показать, что испугалась, но не смогла. Я повернулась, чтобы увидеть Септимуса, склонившего голову в знак извинения.