Пепел и пыль
Шрифт:
Я говорю Роде, что встречусь с ним уже на месте, и раньше, чем он успевает задать вопрос, проскальзываю к лестнице, ведущей на второй этаж. Там, ломясь во все двери, нахожу пустую комнату, чей хозяин отсутствует, наверняка уже толкаясь на первом этаже вместе со всеми и предвкушая бал, где он или она будут отдыхать, танцевать и делать всё, чего бы не стали делать, если бы знали, что меньше чем через час их жизни будет угрожать реальная опасность. Высвобождаюсь из платья и неаккуратно примотанного лоскутами ткани к ногам оружия и некоторое время так и стою в одном белье, наслаждаясь свободой. Затем
Теперь из отражения в зеркале на меня смотрят уверенные глаза, и я не понимаю, как так получается, если всё, что одолевает меня внутри — это леденящая душу паника.
— Что за…?
Я вздрагиваю, быстрым движением снимаю пистолет с пояса. Две чужие руки взмывают вверх вместе с тем, как я разворачиваюсь на пятках.
— Бен? — не знаю, кто сейчас удивлён больше: он или я. — Что ты здесь делаешь?
— Это моя комната, — опуская руки, констатирует Бен.
Я, впервые за время присутствия в этом помещении, оглядываюсь. И действительно, всё здесь мне знакомо, как гостю, и ранее бывавшему здесь.
— Да, твоя — констатирую я. Прячу пистолет образно за блузон. — Мне нужна была пустая комната, чтобы переодеться, и я даже не заметила, что выбрала твою.
Хватаю платье, брошенное на кровать. Комкаю его, думая о том, что найду другое помещение, где его можно будет спрятать. Но почему-то не ухожу, несмотря на то, что Бен не преграждает мне путь.
— Мне тоже страшно, — говорит Бен, нарушая повисшую паузу. — А ведь я однажды разнимал драку двух подвыпивших оборотней. Один мне тогда об голову бутылку дорогого коньяка разбил, а потом её же осколком полоснул по рёбрам. — Бен касается своего правого бока, того самого, где, как я помню, у тела настоящего Бена есть татуировка. — Я возвращался в штаб пешком, потому что не было сил открыть портал. Еле передвигал ноги, придерживая рану, чтобы печень не вывалилась. Марте пришлось зашивать меня на скорую руку, да ещё и новый наркоз оказался слабым, так что где-то на середине операции я проснулся и…. В общем, ты можешь представить, как несладко мне было. И я в тот день чего только не чувствовал. В какой-то момент даже подумал, что всё — конец. Но даже такой исход меня не пугал. А сегодня…
— Ты ответственен не столько за себя, сколько за сотни других жизней: настоящих и будущих, — произношу я. — Наверное, в этом всё дело.
И хотя в ответ мне Бен пожимает плечами, я понимаю — он со мной согласен.
— Что на тебе надето? — спрашивает он, осматривая наряд, предоставленный мне Рисом.
— Ты будешь смеяться.
— Если ты не объяснишься, я так и так буду.
— Рис решил, что будет здорово, если у нас будет униформа.
— А ещё такого костюмчика не найдётся? — Бен дёргает воротник рубашки. — Всё удобнее, чем этот ужас.
Я бы не назвала так синий костюм с белыми вставками и чёрной рубашкой. Подол пиджака чуть удлинён, а вместо галстука на шее повязан платок. Туфли с острыми носами начищены до блеска. Я даже замечаю золотое кольцо на мизинце.
Кто-то явно готовился к сегодняшнему
— Не неси ерунды, ты прекрасно выглядишь. Я узнаю старого доброго Бена — любителя покрасоваться.
Сначала Бен пытается скрыть улыбку за покусыванием нижней губы, но, в конце концов, сдаётся: показательно поправляет манжеты, проводит пятернёй по волосам.
— Вы можете забрать моё тело, но отнять чувство стиля — тут уж нужно хорошенько постараться, — говорит он самодовольно.
Я закатываю глаза, демонстрируя ему своё привычное отношение к подобным высказываниям, а сама вспоминаю сегодняшний сон; ту его часть, в которой присутствовал Бен. Он был так уверен в своих словах, когда говорил, что он мне нравится, а я так мямлила, что даже во сне сама себе не поверила.
Так и сейчас. Смотрю на Бена и что-то чувствую… Возможно, дело в Аполлинарии и её нежных чувствах к Алексею?
Пожалуйста, пусть дело будет именно в этом.
— И сколько оружия ты взяла? — спрашивает Бен.
Одной рукой, изловчившись, приподнимаю блузон, демонстрируя ему пояс с двумя пистолетами и кинжалами.
— Знаешь, такое чувство, что даже если бы я обвесила себя всем имеющимся в штабе, этого бы не хватило, чтобы чувствовать себя в безопасности.
Пока платье в моих руках окончательно не превратилось в мятый кусок ткани, я бросаю его на кровать. Бен следит за этим действием неотрывно. На несколько долгих секунд он останавливает взгляд на платье. Затем подрывается с места, берёт его, встряхивает и в расправленном состоянии аккуратно кладёт обратно.
— Эх, коротышка, — вздыхает Бен, поправляя складку на юбке платья. — Никакого уважения к чужому труду.
— Извини? — вопросительно произношу я.
Бен хмыкает. Своей цели он добился — пристыдил на ровном месте, и теперь доволен. И всё-таки я понимаю, что все его слова я теперь воспринимаю иначе. Поцелуй, как бы я не надеялась, бесследно не прошёл.
Интересно, а что сам Бен? Большого ли ему труда стоит не поднимать тему, на которой он сам же и поставил табу? Или только мне это не даёт покоя?
— Когда Христоф придёт? — спрашивает Бен, оставляя платье и делая несколько несмелых шагов в мою сторону. — Когда всё начнётся?
— Рис наведёт портал для химер в бальный зал после первого танца.
— Что мы будем делать? Каков план?
— Не дать Рису убить Авеля. Дед — его главная цель. Не думаю, что Рис будет убивать стражей, если только те сами не встанут на пути его мести.
— И всё-таки я не понимаю, почему ты не хочешь просто убить его. У тебя уже было столько шансов! Ведь это бы всё остановило!
Я качаю головой.
— Одна смерть спасёт те самые жизни, о которых ты всё время говоришь, Слав, — продолжает Бен. — По-моему, это вполне себе честная сделка. — Бен делает паузу, облизывает губы. — Ты нашла, где Рис носит Нити Времени?
— На запястьях я не видела. Может, где-то под одеждой прячет, или они вовсе привязаны к его ноге, например…
— А что насчёт амулета? Он при нём? Ведь в амулете сейчас, должно быть, приличная часть его силы хранится. Он же всю жизнь её туда собирал по крупицам, помнишь? Не хочешь убивать, так, может, разделим его с любимой безделушкой, а самого скрутим — и в тюрьму?