Пепел и сталь (сборник)
Шрифт:
Теппер не отводил взгляда от мешка с едой.
– Если надсмотрщик найдет это здесь…
– Ну, я полагаю, всему этому нетрудно исчезнуть, – возразил Кельсер. – Могу поспорить, что это куда вкуснее пустой воды с овощами.
Две дюжины пар голодных глаз изучали продукты. Если Теппер намеревался спорить и дальше, ему следовало поторопиться с подбором аргументов, потому что его молчание было воспринято всеми как согласие. В несколько минут содержимое мешка изучили и поделили, а котел с супом, забытый всеми, продолжал кипеть на огне, пока скаа пировали.
Кельсер откинулся назад, прислонившись спиной к деревянной стене хижины, и наблюдал за тем, как люди пожирают пищу. Он сказал чистую правду: в кладовой лежали самые простые продукты. Однако этих людей с детства кормили только супом и жидкой кашей. Для них мягкий хлеб и фрукты выглядели деликатесами: им ведь доставались лишь сухие корки, которые приносили слуги из особняка.
– Твои новости что-то слишком быстро кончились, юноша, – сказал один из старших скаа, подходя к Кельсеру и опускаясь на табурет рядом с ним.
– О, я подумал, что они могут подождать, – ответил Кельсер. – До того времени, как доказательства моей кражи будут окончательно уничтожены. А ты не хочешь что-нибудь попробовать?
– Мне ни к чему, – сказал старик. – В последний раз, когда я попробовал пищу лордов, у меня три дня болел живот. Новая еда вроде новых идей, юноша. Чем старше ты становишься, тем труднее их переваривать.
Кельсер некоторое время молчал. Старик выглядел не слишком впечатляюще. Из-за обветренной морщинистой кожи и лысого черепа он казался слабым, хрупким. Но конечно, в действительности он должен был быть куда крепче: немногие скаа на плантациях доживали до таких лет. Большинство лордов не освобождали стариков от ежедневной работы, а частые побои еще ощутимее сокращали их жизнь.
– Как тебя зовут, не расслышал? – спросил Кельсер.
– Меннис.
Кельсер оглянулся на Теппера:
– Ну, добрый Меннис, расскажи мне что-нибудь. Почему, например, ты позволяешь ему командовать?
Меннис пожал плечами:
– Когда доживешь до моих лет, тоже будешь беречь силы и не тратить их понапрасну. В иные битвы и ввязываться не стоит. – В словах Менниса как будто проскользнул намек – он имел в виду нечто большее, нежели свое противостояние с Теппером.
– Значит, тебя все устраивает? – спросил Кельсер, кивком указывая на хижину и ее полуголодных, измученных обитателей. – Ты доволен жизнью, полной побоев и бесконечной тяжелой работы?
– По крайней мере, это жизнь, – ответил Меннис. – Я знаю, что приносят недовольство и бунты. Взгляд Вседержителя и гнев Стального братства куда страшнее нескольких ударов кнутом. Люди вроде тебя призывают к переменам, но я сомневаюсь, можем ли мы выиграть эту битву?
– Ты уже в ней участвуешь, добрый Меннис. Только ты безнадежно проигрываешь, – сказал Кельсер, пожав плечами. – Но что я могу знать? Я всего лишь странствующий еретик, я здесь, чтобы поесть вашей пищи и произвести впечатление на вашу молодежь.
Меннис покачал головой:
– Ты дурачишься, но Теппер, возможно, прав. Я боюсь, что твой приход принесет нам беду.
Кельсер улыбнулся:
– Вот потому я с ним и не спорю – по крайней мере, на эту опасную тему. – Он помолчал, и его улыбка стала шире. – На самом деле то, что Теппер назвал меня причиной неприятностей, было единственной разумной вещью, произнесенной им с момента моего прихода.
– Как тебе это удается? – спросил Меннис, нахмурившись.
– Что именно?
– Постоянно улыбаться.
– О, просто я счастливый человек!
Меннис бросил взгляд на руки Кельсера:
– Знаешь, я лишь однажды видел подобные шрамы… но тот человек был мертв. Его тело привезли к лорду Трестингу как доказательство того, что наказание настигло преступника. – Меннис посмотрел Кельсеру в глаза. – Его поймали на подстрекательстве людей к бунту. Трестинг отправил его в Ямы Хатсина, и он работал там, пока не умер. Парень протянул меньше месяца.
Кельсер тоже посмотрел на свои руки. Они еще время от времени горели, хотя Кельсер был уверен: боль просто застряла в памяти. Он глянул на Менниса и улыбнулся:
– Ты спрашиваешь, почему я улыбаюсь, добрый Меннис? Ну, Вседержитель думает, что смех и веселье – это только для него. Я не согласен. Это такая битва, для которой не требуется чрезмерных усилий.
Меннис уставился на Кельсера, и на мгновение ему показалось, что старик вот-вот улыбнется в ответ. Однако Меннис лишь медленно покачал головой:
– Я не знаю. Я просто не…
Его прервал крик. Он донесся снаружи, возможно с севера, хотя туман обычно искажает звуки. Люди в хижине замолчали, прислушиваясь к слабому высокому звуку. Несмотря на расстояние и туман, Кельсер отчетливо слышал, что в крике сквозит боль.
Кельсер поджег олово.
Теперь, после многих лет тренировок, это давалось ему легко. Олово вместе с другими алломантическими металлами лежало в желудке, проглоченное заранее, и ожидало своего часа. Кельсер потянулся мыслью внутрь себя и коснулся олова, выпуская силу, которую сам едва понимал. Олово ожило внутри его, обожгло желудок, как крепкое, выпитое залпом спиртное.
Алломантическая сила пронеслась по телу Кельсера, обострив чувства. Помещение вокруг как будто осветилось, тускло тлевший огонь приобрел почти слепящую яркость. Кельсер ощущал каждое волокно древесины, из которой была сделана табуретка под ним. Он чувствовал вкус хлеба, который украл днем. Но куда важнее было то, что сверхъестественным слухом он слышал крики. Кричали две женщины. Одна – пожилая, вторая – совсем молоденькая, возможно еще ребенок. И молодой голос все удалялся и удалялся.
– Бедняжка Джесс, – пробормотала женщина рядом с Кельсером, и ее голос ударил по ушам. – Ее дитя было сущим проклятием. Скаа лучше не иметь хорошеньких дочерей.
Теппер кивнул:
– Лорд Трестинг все равно прислал бы за девушкой, рано или поздно. Мы все это знали. И Джесс знала.
– И все равно это просто позор! – сказал другой мужчина.
Крики не утихали. Воспламенив олово, Кельсер мог точно определять направление. Голос девушки удалялся в сторону особняка лорда. Эти звуки разбудили что-то в Кельсере, и он почувствовал, как на лице проступила краска гнева.