Пепел ковчега
Шрифт:
Колеся таким манером по всей Москве, Цимбаларь одних штрафов за незаконную парковку заплатил чуть ли не на сотню долларов (свою принадлежность к правоохранительным органам он из конспиративных соображений, конечно же, не афишировал).
Вольготней всего приходилось Ване, который в костюме малолетнего бродяги дремал на заднем сиденье «Мицубиси» и жажду утолял только пивом. Кондаков парился в наглухо застёгнутом плаще, надетом поверх милицейского мундира. Питался он исключительно облепиховым маслом, от которого его губы приобрели ярко-оранжевый
Когда чересчур затянувшаяся езда вконец осточертела оперативникам, они решили форсировать события, что само по себе уже не могло считаться чистой работой. Дождавшись, когда Халявкина скроется в дверях очередного роскошного магазина, Цимбаларь сунул в замочную скважину её голубого «Ситроена» спичку, а сам занял неподалеку выгодную позицию, позволявшую наблюдать за развитием ситуации.
Халявкина, покинув магазин, попыталась открыть дверку машины, но с первого раза у неё это не получилось. Тогда, чтобы освободить руки, она положила пакет с покупками и сумочку на крышу «Ситроена».
Ваня, возникший как из-под земли, схватил сумочку и бросился наутёк. Спустя какое-то время, необходимое для того, чтобы Халявкина осознала горечь невозвратимой потери, путь воришке должен был преградить Цимбаларь, как бы случайно оказавшийся поблизости. Вернув сумочку хозяйке, он надеялся заслужить её благосклонность. По крайней мере, прежде этот приём осечек не давал.
Однако на сей раз всё сложилось не так, как было запланировано. Халявкина, сбросив туфли-шпильки и поддёрнув узкую юбку, бросилась за Ваней, словно голодная пантера за детенышем антилопы. В двадцать шагов догнав маленького бродяжку, она учинила безжалостную расправу, то швыряя его на мостовую, то за шиворот вздёргивая в воздух. Цимбаларь ничем не мог помочь другу, поскольку его вмешательство означало бы полный провал операции.
Неизвестно, чем бы всё это закончилось, если бы к месту происшествия не подоспел Кондаков, уже сбросивший цивильный плащ и напяливший на голову форменную фуражку. Дальнейшее напоминало короткую схватку льва и пантеры, когда последняя, убедившись в бесперспективности своих притязаний, со злобным рычанием уступает добычу более сильному противнику.
Прикрывая собой измочаленного Ваню, Кондаков заверил взбешенную Халявкину, что для дальнейшего разбирательства преступник будет немедленно доставлен в ближайшее отделение милиции. Что касается пострадавшей, то вместо того, чтобы заниматься самоуправством и рукоприкладством, ей следует написать заявление по установленной законом форме.
В ответ Халявкина обложила его бранью, самым нелицеприятным образом отозвавшись о царящих в Москве порядках, а в особенности об их стражах, у которых мало что песок из задницы не сыплется, так ещё и говно изо рта лезет (здесь она, конечно же, имела в виду губы Кондакова, отличавшиеся весьма странным цветом).
Затем, размахивая спасённой сумочкой, Халявкина вернулась к машине. Не обращая внимания на то, что её туфли и покупки уже успели слямзить, она залезла в
Кондаков, дабы не уронить своё реноме, принялся разгонять зевак, столпившихся на тротуаре.
Ваня, с трудом ворочая языком, пробормотал:
– В похожую переделку я попадал лишь однажды, когда цыгане-наркоторговцы спустили меня с крутого обрыва в железной бочке.
– Да, огонь-баба, – констатировал Цимбаларь, только сейчас покинувший свою засаду. – Если она столь же темпераментна и в любви, то становится понятным, почему поэт Уздечкин и граф Сент-Карбони не протянули долго. Такой и бетил не нужен – она сама всего добьётся… Вань, может, тебе в больницу надо?
– Нет. – Лилипут отрицательно мотнул головой. – Лучше в какую-нибудь кафешку…
Глава 12
Менеджер клиринговых и коммунальных услуг
Отпаивая Ваню коньяком, Цимбаларь, как мог, успокаивал его:
– Да не принимай ты эту пустяковину так близко к сердцу! С каждым может случиться… Не зря ведь на соревнованиях каждому спортсмену даётся несколько попыток. Сорвал одну – ещё парочка в запасе. Только паниковать не надо… Главное, что ты жив-здоров, а я не засветился. Верно, Пётр Фомич?
Кондаков, вновь облачённый в наглухо застегнутый плащ, что-то неопределённо промычал. Злые слова Халявкиной задели его за живое, и теперь, глотнув облепихового масла, он всякий раз тщательно вытирал губы салфеткой.
В кармане Кондакова запиликал мобильник, и он молча протянул его Цимбаларю. Это звонила Людочка, уже начавшая нервничать.
– Почему не хвастаетесь успехами? – поинтересовалась она. – Или на радостях забыли обо мне?
– Нечем хвастаться, – ответил Цимбаларь. – Относительно Халявкиной ты оказалась права. Не женщина, а стихийное бедствие. Разделала бедного Ваню, как чёрт младенца. И вдобавок нанесла Петру Фомичу гнусное оскорбление.
– А ты, значит, выкрутился?
– Точнее сказать, отсиделся. Но только из соображений профессионального долга. Меня так и подмывало надавать этой стерве по роже.
– Разве можно бить женщину? – с укором произнесла Людочка.
– Говорю тебе, это не женщина, а тропический ураган. Торнадо! Цунами! Сметает на своем пути любые преграды… Вот сейчас сидим и кумекаем, как бы её половчее обштопать.
– В пивной небось сидите? – с оттенком издёвки осведомилась Людочка.
– Ничего подобного, – не моргнув глазом соврал Цимбаларь. – В сквере на лавочке.
– А почему рядом стаканы звенят?
– Какие стаканы? – Цимбаларь ладонью прикрыл мобильник от посторонних звуков. – Это Пётр Фомич свое облепиховое зелье хлебал. Случайно задел пузырьком о зубы.
– Так я вам и поверила… Ты в отделе скоро будешь?
– А я там нужен?
– Решай сам. Дело в том, что я работаю над поставленными тобой вопросами. И кое-какие результаты уже есть.