Пепел крестьянской Души

Издание второе, дополненное

Василий Федорович Долгих родился 12 февраля 1947 года в селе Большое Сорокина Тюменской области.

Закончив в 1966 году Тобольский рыбопромышленный техникум, он более 15 лет трудился на предприятиях рыбной отрасли. В 1983 году был переведён в центральный аппарат Министерства рыбного хозяйства РСФСР. С 1985 по 1991 год являлся членом Коллегии этого ведомства. Имеет высшее образование.

Писательским творчеством Василий Фёдорович увлёкся в 2004 году. Первой изданной книгой стал автобиографический двухтомник: «Моя судьба родом из Сибири». За ней последовали: роман «Рассвет на закате», сборник рассказов «Клыкастый профессор», биграфическая книга «По дорогам планиды друга» и политический детектив – предвестье «Россия в осаде». Кроме этого, его статьи и рассказы неоднократно публиковались в журналах и газетах.

В 2012 году он был принят в члены Московской областной организации Союза писателей России. Является лауреатом литературно-поэтического конкурса «Марьинская муза-2014».

Очередная художественно – документальная книга Долгих В.Ф. посвящена крестьянскому восстанию, происходившему в 1921 году на территории Тюменской и соседних губерний и максимально приближена к реалиям тех событий.

Весна в Сибири – самый ожидаемый период года. Она, конечно, и в других частях света желанна, но в Сибири особенно. С её приходом увеличивается световой день, вскрываются ото льда ручейки, болота и реки, распускаются почки на деревьях, появляются проталины на лесных полянах и плодородных полях, с косачиных токовищ доносятся гортанные клокотанья, раздаются крики казарок, возвращающихся домой с южных широт, кряканья матёрых уток и скрип чирков, свист скворцов и возбуждённое щебетание аборигенов-воробьёв. Оживает всё, что полгода находилось в зимней спячке. Каждый весенний день в природе происходит заметное изменение. И не только в природе, но и в людях. На их лицах появляются чаще улыбки, которые молодят пожилых и украшают молодых. И в душе каждого человека, будь он юн или стар, весной появляются мечты и надежды на их исполнение. Не исключением стала для сибиряков и весна 1915 года. И хотя где-то очень далеко за уральскими горами, на западных окраинах великой Рассей шла кровопролитная мировая война с германцами, идиллию патриархального уклада жизни умиротворённого края она не беспокоила. И лишь приходящие похоронки на чьих-то сыновей и мужей да возвращающиеся с фронта искалеченные мужики немым укором напоминали о тех грозных событиях.

С сельских посиделок Василий пришёл домой уже за полночь. Осторожно, чтобы никого не разбудить, он в кути скинул с себя лопатину и яловые сапоги, тенью прокрался в горницу и поднялся на полати. Ещё в прошлом году, по причине несовершеннолетия, он это позволить себе не мог. Его отец, Иван Васильевич Губин, неуклонно соблюдал семейные традиции и христианский уклад. Поэтому сына и трёх дочерей держал в строгости и постоянном труде. Единственным человеком в семье, кто порой давал Василию поблажку, была мать – Евдокия Матвеевна. Она любила сына больше всего на свете и постоянно молила Бога, чтобы тот подарил ему счастливую судьбу. Любила она, конечно, и дочерей, но главным в её сердце был их брат. Василий понимал это и был благодарен матери за особое к себе отношение. Вот и сейчас, дождавшись когда сын вернулся домой и улёгся спать, Евдокия Матвеевна с облегчением вздохнула и прошептала: «Теперь и мне можно отдохнуть».

Василий заснул не сразу. Тот заряд веселья и задора, который он получил на посиделках, держал его в напряжении больше часа. И только незадолго до рассвета молодой парень провалился в крепкий, безмятежный сон.

Первое, что он услышал, когда открыл глаза, был шум с редкими приглушёнными потрескиваниями, раздающийся со стороны реки. «Лёд тронулся!» – молнией пронеслось в голове и не медля больше не минуты, Василий спустился с полатей на пол, быстро накинул на себя что попало под руку, сунул в сапоги голые ноги и выскочил на улицу. От их избы до левого берега реки Ик было не более тридцати сажен, поэтому уже через мгновение пареньстоял у кромки ломающихся и наползающих друг на друга льдин и с жадностью всматривался в происходящее по вине весны природное чудо. «Какая красота! Какая силища заложена в этом явлении! Такой ледовый панцирь сбросить с реки и пустить её воды на простор!» – невольно воскликнул Василий и подумал: «Весной не только реки вскрываются, но и человеческие мысли обновляются». Увлечённый зрелищем, он даже не заметил, как вода вышла из русла и стала быстро подниматься, заливая вокруг него небольшую впадинку.

«Василий, ты чо у реки замер, словно к льдине примёрз? Пора со скотиной управляться и навоз из пригона убирать. А то вон его сколько за ночь наложили, бурёнки наши», – послышался голос Ивана Васильевича, который встрепенул парня и вернул к действительности. «Сейчас, тятя, немного постою и за работу примусь», – ответил он и проводив взглядом очередную льдину, подмявшую под себя впереди плывущую, прошептал: «Нет на свете красивее края сибирского и моёго села, в котором мне жить, хлеба растить, детей воспитывать и родителей почитать».

С делами по хозяйству мужики справились быстро. Отметивший месяц назад восемнадцатилетие, Василий был высоким, физически сильным, ловким и весёлым парнем. А его завитушки русых волос, крупные голубые глаза с длинными ресницами и спокойный нрав очень нравились сельским девицам и даже зрелым женщинам. К тому же он ещё умел играть на русской гармошке, которую на шестнадцатилетие ему подарил отец, выменяв её за молодого бычка во время осенней ярмарки в большом селе Готопутове. Поэтому когда на сельских посиделках Василий брал в руки гармонь, бойкие девицы начинали прямо перед ним вытанцовывать и звонким голосом распевать задорные частушки, от которых он даже порой краснел. Однако как они ни старались, ни одна из сельских красавиц не могла достучаться до сердца гармониста. Он со всеми ними был ровен, дружен, почтителен, и ни кого из них не выделял.

Но спокойный и весёлый на посиделках, Василий был совсем другим во время кулачных боёв, происходящих не реже двух раз в год с парнями и молодыми мужиками из соседних деревень. Несмотря на свой юный возраст, он уже с пятнадцати лет вступал в единоборство не только со сверстниками, но и даже со взрослыми. И часто, особенно в последний год, становился победителем. А если в бою рядом с ним бок о бок стояли друзья – Аверин Степан и Фадеев Сергей, то равных им вообще не находилось. Боясь за сына, Евдокия Матвеевна ненавидела эти разбойничьи забавы, зато Иван Васильевич любил вместе с другими односельчанами посмотреть – как же ловко дерётся его кровинушка! Иногда дело доходило до потников, на которых родители утаскивали поверженых бойцов домой, но никогда, ни при каких обстоятельствах, дерущиеся не хватались за колы или жерди и не били ими друг друга. Правила кулачного боя, установленные задолго до них, бойцы уважали, чтили и соблюдали. А тот, кто их нарушал, становился посмешищем всего села.

Вслед за ледоходом, весенним половодьем и заготовкой дров, пришла посевная пора. Весь сельский люд, от мала до велика устремился на свои земельные наделы и приступил к работе, от которой зависели благополучие и уверенность в завтрашнем дне. Не исключением являлась и семья Губина Ивана Васильевича. Хоть по деревенским меркам она была небольшой, всего шесть человек, в числе которых – только два мужика, но дружной и трудолюбивой. Даже одиннадцатилетние двойняшки Мария и Дуняша вместе со взрослыми женщинами активно участвовали в полевых работах. Сеяли хлеб, сажали картошку, пололи поля и огород, сгребали в копны валки душистого сена и жали серпами выращенный урожай. Ну, а о старшей сестре Лизе и говорить нечего. В свои девятнадцать лет она уже полностью сформировалась как настоящая хозяйка, и осенью, после уборки урожая, собиралась выйти замуж за хорошего парня из деревни Большое Пинигино – Стрельцова Николая. По этому случаю Евдокия Матвеевна ей уже большой сундук с приданым подготовила. Губиным, конечно, жалко было дочь-красавицу в чужую и отдалённую деревню отправлять, но ничего не поделаешь – природа брала своё. Единственно, что их успокаивало, так это понимание, что в хорошую, работящую и зажиточную семью Лизу отдают.