Пепел крестьянской Души
Шрифт:
Посевные работы Губины окончательно закончили в конце мая, а уже в конце июня приступили к сенокосу. Так, что у Василия не было время прохлаждаться, а необходимо было все силы направлять на то, чтобы достойно подготовиться к приходу очередной зимы.
Глава третья
Лето пролетело незаметно и наступила пора уборки урожая, который обещал быть обильным. Благодатное черноземье здешних мест, своевременные дожди и с любовью исполненный крестьянский труд являлись надёжным гарантом таких ожиданий. И вновь всё деревенское население пришло в движение. Не было более важной задачи в жизни людей, чем собрать в срок и без потерь всё то, что вырастили. Все члены семей, способные держать в руках нехитрые орудия производства, от темна до темна, безропотно выполняли долг хлебороба. Втянувшись в неимоверно тяжёлый труд, не обращая внимания на рваные мозоли на ладонях и на ноющую боль в спине, ногах и мышцах, мужчины обмолачивали снопы, затаривали огромные мешки семенным и пищевым зерном, грузили их на телеги и увозили домой на хранение. А часть необмолоченных снопов укладывалась в огромные скирды и ждала своего часа.
Глава
Началось всё со слухов об уничтожении в Сибири советской власти и утверждении на её территории порядков великого Российского государства, которое возглавил царский адмирал Александр Васильевич Колчак. Вначале этим слухам селяне не очень верили, но после того, как село в спешке покинули все коммунисты и активисты, они стали уже почти фактом. Окончательно почувствовали сорокинцы на себе новый порядок в начале декабря, когда ранним утром в пределы села внезапно ворвался эскадрон казаков и приступил к насильственной мобилизации на войну с коммунистами мужчин от 18 до 40 лет. Более того, все новобранцы обязаны были обеспечить себя лошадьми, провиантом на несколько дней и амуницией. Закончив мобилизацию, казаки кинулись экспроприировать имущество зажиточных крестьян. Забирали справных коней, охотничьи ружья и не брезговали тёплыми вещами. Практически каждая семья была вынуждена расстаться с лучшим, что имела.
В числе мобилизованных оказались и бывшие однополчане. Губин Василий, Аверин Степан и Суздальцев Егор, как и большинство односельчан, были подавлены новым для себя положением и искали причины, чтобы остаться рядом с родителями. Но никакие просьбы матерей и предложения внести за сыновей выкуп на казаков не действовали. А узнав, что Василий и Степан являются фельдфебелями царской армии, командир эскадрона смачно высморкался и скривив рот, презрительно произнёс: «Вам сам бог велел стать в первые ряды бойцов белой гвардии и не жалея живота биться с красной чумой. В противном случае мы вас прямо здесь, перед всеми гражданами села, расстреляем как предателей России». Вскипела было кровь в жилах молодых парней, но разум сильней оказался. Единственно, что им позволил сделать казацкий офицер, это попрощаться с родителями, и то – с оговоркой: «Если через час не появитесь в расположении эскадрона, заберём всё имущество у ваших родных и сожжем избы». Как и предполагал Василий, прощание с родителями и сёстрами получилось очень тяжёлым и нервным. Сёстры ревели не переставая, а Евдокия Матвеевна держала его руку и слабым голосом вопрошала: «За какие такие грехи Бог разгневался на нашу семью и отнимает любимого и единственного сына? Что мы сделали не так, чтобы такие жертвы ему приносить? Всю жизнь блюдём божьи законы, и выполняем заповеди Христовы. Боженька, прошу тебя, сохрани нашего сына! Не дай ему погибнуть на сторонке чужой! Обещай, что не осиротишь и не обездолишь нас. Пусть будут прокляты все эти красные и белые дьяволы, которые разрывают на куски судьбы человеческие!». «Мама, мне пора», – тихо произнёс Василий и поднялся с лавки. «Побудь ещё минутку со мною рядом», – попросила Евдокия Матвеевна. «Не могу. Время закончилось. Ты только не убивайся обо мне так сильно. Я обязательно живым и невредимым вернусь. Весной нам с батей ещё десятину надо будет готовить под посев. Да и новую пару лошадей объезжать, кроме меня – некому», – ласковым голосом произнёс сын и улыбнулся. Но его по-детски наивная улыбка только усилила тревогу Евдокии Матвеевны. В её глазах сверкнули слёзы, она низко опустила голову. «Ну, всё. Хватит мокроты. Пойдём, Василий, на улицу, а то там тебя поди уже хватились и скоро посыльного пришлют», – уверенным голосом вовремя вмешался Иван Васильевич и первым вышел в сени.
«Может мне Тюничку взять на службу, а Воронко дома оставить?» – спросил Василий у отца. «Нет, сын, забирай жеребца. Лучше ты на нём будешь сидеть, а не какой-нибудь чужак. Я видел – один казак, когда наше хозяйство осматривал, на него глаз положил. Понравился, видно, он ему. Да и как мог не понравиться наш красавец. В Большом Сорокино-то он один, пожалуй, такой. Так что береги Воронко. Если даст Бог, то мы от него ещё и потомства дождёмся», – рассудил Иван Васильевич и добавил: «А в первую очередь свою голову береги. Особого рвения в бою не проявляй, но и от врага не убегай. Что поделаешь, раз на роду тебе написано оказаться на войне. Правда, какая это война? Разве может войной называться братоубийство?».
Попрощавшись с родными, Василий осторожно положил на спину жеребца два мешка с овсом, накинул на плечи лямки большой холщовой сумки с продуктами, взял под уздцы Воронко и направился в сторону базарной площади, которая являлась местом сбора всех мобилизованных.
Назначив пожилого, но не утратившего выправку заправского служаки, Ефима Сеногноева волостным старостой и наделив его полномочиями представителя верховной власти, эскадрон казаков и новобранцы после полудня покинули село и выдвинулись на север. Первую остановку эскадрон сделал в селе Готопутово. Здесь так же, как и в Большом Сорокине, была проведена мобилизация молодых мужчин и изъято у зажиточных крестьян имущество в виде коней, продуктов, одежды и даже драгоценностей. И здесь так же, как и родном селе Василия, никто не посмел возразить вооружённым до зубов казакам. Покорство и терпение бородатых сибирских мужиков только способствовало проявлению наглости и бессердечности со стороны служивых людей и они вели себя так, как будто эти мужики были перед ними в неоплатном долгу.
На ночёвку эскадрон и мобилизованные прибыли в большое село Викулово, где уже располагался такой же отряд из казаков, который прошёлся рейдом по восточной части уезда, от села Абатское. Расквартировав новобранцев по казённым домам и частным подворьям и приставив к ним охрану, офицеры и часть рядовых казаков собрались в большой избе старосты села и устроили походное пиршество. Уже засыпая, Василий услышал их пьяные голоса и слепые винтовочные выстрелы в воздух. «И чему они так радуются? Неужели и в самом деле покончено с большевиками и в стране вновь установилась твёрдая власть монарха? Да, нет. Вряд ли. Если бы это было так, то зачем бы нас забирали в армию Верховного главнокомандующего Колчака. И почему людям мирно не живётся?» – вникуда задал вопрос Василий.
Глава четвертая
Проснулся он от мощного храпа лежащего рядом с ним на полу бородатого, внушительных габаритов, мужика. Василий ткнул его локтем, и когда тот зачмокал губами, тихо сказал: «Повернись на левый бок, а то оглохну от тебя». Мужик что-то сквозь сон буркнул, но поворачиваться не стал. А ещё через минуту его губы задрожали, и через них вновь стал прорываться скрежещущий неприятный звук. «Во, самоход, даёт! Как будто один в своей мазанке спит», – проворчал Василий и вновь ткнул соседа, но уже с силой и в живот. «Ты чо толкаешься? По харе получить захотел?» – спросил тучный мужик, открыв злые глаза. «Храп свой умерь, а то у меня уши от него закладывает», – добродушно ответил Василий. «Вечно вам, чалдонам, что-то не нравится. Может, и правда тебе по морде съездить разок, чтобы мне спать не мешал?» – зловеще произнёс бородач. «Попробуй, может, что и получится», – подковырнул Василий и напрягся в ожидании. «Губин, тебе кто спать не даёт? Самоход из Преображенки? Так ты ему по сопалу врежь хорошенько и он успокоится», – послышался голос Суздальцева Егора, который лежал по другую сторону от Василия. «Я сейчас вам сам по сопалам надаю, жеребята необъезженные!» – огрызнулся бородатый. Чем закончилась бы эта перепалка – сказать сложно. Но вдруг в избе появился казак и зычным голосом рявкнул: «Подъём! Через полчаса выступаем из Викулова. Кто не успеет собраться за это время – будет наказан!». «Повезло тебе, хлопец, что небитым остался. Вовремя казак в хату влетел», – на ходу обронил слова самоход. «Это ещё надо доказать, кому из нас повезло. А может благодаря казаку твоя морда целой осталась», – не уступал Василий. «Губин, ты чо застрял? Давай перекусим немного перед дорогой, а то когда ещё привал объявят», – послышался раскатистый голос Степана.
После короткого построения на небольшой площади напротив дома старосты и напутственной речи старшего офицера, два казацких эскадрона и около полторы сотни человек мобилизованных покинули пределы села. Их путь лежал вдоль левого берега реки Ишим, в сторону крупного поселения Усть-Ишим. С трудом преодолевая снежные заносы и буреломы тайги, отряд медленно продвигался вперёд. «И зачем нас гонят в такую глухомань? Неужели красные партизаны на север подались? Вряд ли. Вчера подслушал разговор двух хорунжих, которые рассказывали друг другу о боях с красными под Омском. Из их разговора я понял, что основные силы красных партизан крутятся вокруг городов и железной дороги», – делился своими мыслями с друзьями Суздальцев Егор. «А, может, нас специально ведут северным путём, чтобы очистить волости и уезды от красных вплоть до Омска», – высказал предположение Аверин Степан, и однополчане замолчали, углубившись каждый в свои мысли.
Очередную остановку отряд сделал в небольшой деревушке Серебрянка. Спешившись с уставших коней, казаки и мобилизованные поставили перед ними торбы с овсом и стали разбирать походные мешки чтобы утолить и свой голод. Дав возможность служивым подкрепиться и немного отдохнуть, старший офицер зычно выкрикнул: «Всем мобилизованным встать во главе отряда и шеренгой в три ряда выдвинуться вперёд!». Не успели ещё Василий и его земляки определиться в конном строю, как позади себя услышали весёлый голос Чикирева Петра: «Зазнаётесь, волостные! Своих однополчан не замечаете. Нехорошо! Особенно тебе, братуха, должно быть стыдно. Как-никак, крови-то мы с тобой одной». «А ты, как в отряде оказался? Вроде в Викулово я тебя в числе новобранцев не видел?» – удивлённо спросил Василий. «Также, как и вы. Только прибыл в Викулово позже вас и на постой был определён в крайнюю избу, к какой-то бабке. И не один я, а здесь и Афонька Стрельцов и Гришка Знаменщиков. Так что судьба нас вновь свела, как и три года назад», – ответил Пётр и засмеялся. «Ты чо ржёшь, как молодой жеребчик? Неужели тебе дюже хочется повоевать с красными?» – спросил Степан. «Да на кой хрен мне эти красные? Я радуюсь встрече с вами», – откровенно признался Пётр. Пока боевые друзья разговаривали с Чикиревым Петром, к ним присоединились и его спутники. «Ну, чо, чалдоны, вот мы и опять вместе оказались. Не знаю, хорошо это или плохо, но всё веселей будет трудности переносить», – высказался Аверин Степан, и в это время прозвучала команда на выдвижение колонны. Друзья-однополчане, заняв в строю два ряда, дёрнули поводья и мелкой рысью устремились вперёд