Пепел Марнейи

Орлов Антон

После совещания с Мунсырехом Венуста предложила всем перебраться к реке. Место хорошее, людские поселения находятся на изрядном расстоянии, за излучиной, а при необходимости Морская Госпожа сможет поднять туман и прикрыть лагерь водяным мороком.

– Она же раньше ничего такого не делала, – заметил Гаян.

– Она знает не обо всех своих возможностях. Если понадобится, я подскажу. Ехать недалеко, мальчика довезем. Там есть рыба и дичь, и вы, наконец, сможете умыться.

Ага, это для нее первостепенное!

Собрали мешки, завалили камнями кострище. Тибор взял к себе на лошадь Риса, все еще находящегося в забытьи. Когда доехали до реки, Венуста извлекла из волшебной

кладовой стеганый матрас и большой зонт, так что устроили его со всеми удобствами.

– Болезный какой, – жалостливо вздохнула подошедшая посмотреть Лиузама. – Как проснется, пускай первым делом покушает!

Ресницы Риса дрогнули, глаза приоткрылись.

– Сестренка Лиум… – пробормотал он, словно в бреду. – Живая…

Та застыла, как истукан, а потом ахнула, всплеснула руками и запричитала над ним, только теперь уже не горестно, а обрадованно.

Загнать в речку троллей оказалось проще простого: кто не отмоется, тот вкусной похлебки не получит. Люди тоже не стали отказываться от купания. Лиум приказала всем речным тварям от мала до велика ее спутников не топить, не кусать и за ноги под водой не хватать.

Венуста знала, что велению Морской Госпожи никто перечить не посмеет, и все равно вызвалась подежурить ради пущей безопасности купальщиков: очень уж ей хотелось посмотреть на обнаженного Тибора. Сколько ему, интересно, лет – тридцать пять, сорок? До сих пор хорош, а когда-то был, несомненно, красивым молодым человеком. Если бы только убрать с сильного жилистого тела все эти шрамы и закрасить преждевременную седину в черных волосах… Венуста набросила на лицо конец прозрачного дымчатого шарфа, якобы от солнца, чтобы никто не заметил, как она пялится на голых мужчин.

Один из троллей, дубина этакая, плюхнул по воде, окатив тучей брызг и Тибора, которому было все равно, и стоявшую на берегу чародейку. Та попятилась, облепленная намокшими шелками, пытаясь просчитать, красиво ли она в таком виде выглядит. Неспешно отошла подальше, чтобы обсохнуть в одиночестве. Айвар, взявший в привычку молча пожирать глазами свою любовь, потащился было за ней, но Венуста слегка сдвинула брови и качнула головой. Песнопевец остался на месте. Если бы в нее так же трепетно влюбился загадочный и опасный Тибор…

Над костром висел большой котел с новой порцией похлебки, чтобы хватило на всех. Лиузама, счастливая и веселая, как девчонка, следила за варевом, около нее сидел Кеврис. У него кружилась голова, поэтому в воду он не полез, только обтерся мокрым полотенцем. Засаленные темные пряди всплошную падали на лицо, и очи Лауты сеххи Натиби мерцали оттуда, как из зарослей.

Рядом вертелся говорящий пес непонятного происхождения, Лиум пыталась его угощать, но он отказывался и от костей, и от мяса. Это ее огорчало: хорошую собаку надо хорошо кормить, а братов песик ничего не кушает, так и околеть недолго. Чародейка тихонько фыркнула: это НЕ собака. Это неведомо что, принявшее видимость мелкого домашнего животного. Бестолковое поведение, растрепанная многослойная шелуха болтовни и поверхностных эмоций, а глубоко-глубоко, в самой сердцевине, ощущается древняя стихийная мощь. Старый тролль-шаман тоже не смог определить, что это за сущность. Поймав взгляд Венусты, якобы пес угодливо вильнул хвостом.

Лиузама и Кеврис вспоминали свою прежнюю жизнь, рано умершую маму, вещи, события, кунотайские песни. Кеврис все это забыл, и от его имени осталась лишь вторая половинка – Рис, но стоило ему увидеть сестру, и память вернулась, словно плотину прорвало.

– Значит, сначала Набужда, потом Верхние Перлы… А в лесу мы разве вообще нисколько не жили? Я

ведь этот лес помню не только глазами – и запахи, и звуки, и все ощущения… Там большие деревья, под ними всегда было сумрачно, трава выше головы, озера с темной водой… Однажды я свалился в воду, начал барахтаться, чуть не утонул, но меня вытащила здоровенная такая собака. Наверное, я тогда был совсем маленький. Она вынесла меня на сухой пригорок, а мне очень хотелось поймать ее за хвост. Не смогу рассказать, как она выглядела целиком, я только этот хвост хорошо запомнил – тонкий такой, длинный, голый, вроде крысиного. Странно, конечно, что у собаки был крысиный хвост… Я его почти поймал, но тут появилась мама, прошипела что-то сердитое, и собака поскорей смылась, а мама схватила меня за шкирку и потащила домой. Мама часто носила меня за шкирку, помнишь? У меня до сих пор осталось: если хватают за шиворот, я расслабляюсь, как дурак. Всего на миг, но это иногда все решает, так меня Тибор в Эонхо поймал.

– Ох, Кеви, сейчас ты что-то не то городишь, – в голосе Лиум возникла легкая тревога. – Не таскала тебя мама за шиворот! На руках носила, за ручку водила… И не было на Ивархо ни такого леса, ни собак с крысиными хвостами. Это у тебя, видать, какое-то наваждение. Бывает же, что человек то, что ему блазнится, принимает за явь.

– Этот лес я помню размыто, но он кажется мне более настоящим, чем деревня Верхние Перлы, – задумчиво произнес Рис. – Как будто я прожил там долго-долго, а то, что было на Ивархо, промелькнуло за несколько дней.

– Вот-вот, как есть наваждение! – с торжеством подхватила Лиум. – Опоили тебя чем-то, когда в рабство забрали. Слыхала я, так делают, чтобы те, кого повезли на продажу, сидели смирно и не бунтовали. А в трюме небось крысы шмыгали, вот тебе и примерещилась собака с крысиным хвостом, правда же, господа Венуста?

– Все может быть, – отозвалась волшебница. – Как себя чувствуешь, Кеврис?

– Со мной все в порядке.

Он улыбнулся, но Венуста уловила за этой мальчишеской улыбкой призрак тревоги. Это относилось не к его самочувствию и не к разговору с сестрой – скорее, к тому, о чем пойдет речь, когда к ним присоединятся шаман и Тибор. Ей тоже стало не по себе. Ирония Вышивальщика: она покинула Эонхо, спасаясь от Гонбера, – и в результате находится неподалеку от его нынешнего местопребывания, вдобавок в компании очередных заговорщиков. Впрочем, сказал ведь кто-то из древних, что лучший способ защиты – это нападение.

Купальщики выбрались из воды и развесили выстиранную одежду на ветвях тамарикса с кистями желтовато-розовых соцветий. Тролли и нагишом могут погулять, а для людей Венуста извлекла из кладовой три пары шаровар из тонкого полотна, вдобавок для Рен – вишневый шелковый лиф с черной шнуровкой на груди.

– Господин Тибор, когда вы путешествовали в обществе таинственной Лауты сеххи Натиби, у вас, если помните, была причина опасаться проблем определенного характера, я вас об этом предупреждала, – право слово, она ведет себя, как манерная дурочка, а не волшебница с именем, но этот мужчина ей до головокружения нравится. – Ваше путешествие протекало мирно или не совсем?

– Не совсем, госпожа, но проблемы этого рода тем и хороши, что их можно решить привычным для меня способом.

Ответил, стервец, учтиво и бесстрастно, словно разговаривает с семидесятилетней монахиней. Обижаться было совершенно не на что, но Венуста все равно почувствовала обиду.

Тролли с мисками столпились вокруг котла, разрумянившаяся Лиузама всем по очереди наливала похлебку.

Отойдя в сторону, Венуста услышала, как Рис с бесхитростным любопытством спрашивает у своего учителя: