Пепел наших костров
Шрифт:
Излишне говорить, что энергетики тоже не нашли свои ЛЭП на привычном месте. Там, где оборвались провода, заканчивались и сами линии, а вместе с ними и обычный ландшафт. Дальше до горизонта было только белое поле и больше ничего.
Гаишники внесли свою лепту в общую картину последними и очень удивились, что все про все уже знают. Но долго предаваться изумлению им не дали. ГИБДД было предписано в кратчайший срок ликвидировать пробки на дорогах и освободить путь для прохода военных машин.
А в Кремле и Белом Доме не прекращали попыток связаться с президентом, хотя надежды с каждым
3
Девчонки в университетской общаге спали с открытыми окнами, потому что все последние дни в Москве стояла страшная жара. Казалось, от нее вымерли даже комары – они не залетали в распахнутые окна и не мешали спать. Но от этого было мало радости, потому что спать не давала сама жара.
Женька Граудинь, блудная дочь свободолюбивой Латвии, вообще ложилась в постель голая и неизменно обнаруживала наутро, что ее покрывало валяется на полу, а в комнате непременно тусуется какой-нибудь молодой человек и нагло пялится на ее белое тело, изобильно роняя слюну.
По этой самой причине остальные девушки в Женькиной комнате не рисковали разоблачаться до такой степени, хотя им очень этого хотелось. Даже Вере Красных, которая приехала из глухой Сибири и была воспитана чуть ли не в старообрядческих традициях. Для нее даже умопомрачительные французские ночнушки Жанны Аржановой казалась верхом неприличия.
Что касается Женьки, то на нее Вера давно махнула рукой, поскольку блудная дочь латышского народа отрекомендовалась при знакомстве лютеранкой, и прежде чем говорить с нею о морали, ее следовало обратить в православие. А этого Вера сделать не могла, как ни старалась (а старалась она очень) – главным образом потому, что на самом деле Женька вообще в Бога не верила и была некрещеной дочерью латышского коммуниста и русской оккупантки из потомственной офицерской семьи.
Впрочем, одну победу над беспутной Евгенией Вера все-таки одержала, добившись, чтобы она ходила ночевать к своим любовникам, а не они к ней. Либеральные порядки в университетской общаге допускали оба варианта, и Веру ужасно раздражал скрип соседней кровати, который порой продолжался всю ночь и сопровождался другими звуками, не предназначенными для ушей целомудренных девочек.
Одна Вера вряд ли справилась бы с этой стихией, даже несмотря на свой сибирский характер. Но ее подержала Жанна, которую на курсе называли не иначе как Жанна Девственница – во-первых, за сходство с портретами Жанны д'Арк в книгах по истории Франции, а во-вторых, собственно за девственность, которую Жанна берегла, как зеницу ока.
– Сначала мужчина должен доказать мне свою любовь, – говорила она. – Три-четыре года платонических отношений могут убедить меня, что он не врет. И тогда можно будет говорить о помолвке. О помолвке, а не о постели. Постель – только после свадьбы, первая брачная ночь, окровавленная простыня, все как положено…
– С такими запросами ты останешься старой девой, – увещевала ее Юлька Томилина, тоже соседка по комнате и лучшая подруга. – Сначала в загс, потом в койку – это я понимаю, но зачем тебе три года платонической любви?
– Чтобы заполучить меня в койку, многие не откажутся пойти в загс, – поясняла Жанна. – А потом мучайся с ним. Любовь прошла, завяли помидоры… А ухаживать три года без вознаграждения, в обмен на одну только надежду, можно лишь по большой любви.
– Такие парни давно вымерли, – качала головой Юлька. – Три месяца еще куда ни шло – но три года… Нет. Вымерли как мамонты.
– Не верю! – отвечала Жанна, но справедливости ради надо отметить, что парня у нее не было. Своими запросами она распугала всех – благо девушки на филфаке не в дефиците, и любой желающий может найти себе кого-нибудь посговорчивее.
Юлька колебалась между двумя предположениями. Либо Жанна просто фригидна и не испытывает никакой потребности в сексе – что не редкость среди женщин, даже очень молодых, либо она скрытая лесбиянка – хотя, может быть, сама не понимает этого. Она могла вести себя, как настоящий пацан и все время кидалась в какие-то авантюры, занималась то фехтованием, то рукопашным боем, то верховой ездой, виндсерфингом или парашютными прыжками, но быстро охладевала к очередному увлечению и перескакивала на что-нибудь другое. Она могла неделями ходить в джинсах и тельняшке, загорать на пляже топлесс, как подобает настоящему мужчине, или заявиться на дискотеку в армейском камуфляже и шокировать девчонок, приглашая их на танец.
И все это могло бы послужить убедительным доказательством Юлькиной теории – если бы сама Жанна не ломала все умозрительные построения. А она делала это походя, словно не замечая. Вдруг переходила с брюк на платья, вместо кроссовок надевала туфли, умело накладывала макияж и превращалась из пацанки в роковую красавицу. И даже лучшая подруга не могла сказать, насколько долго это продлится. Жанна могла за один день сменить свой облик и манеру поведения несколько раз, а могла зависнуть в очередной ипостаси на месяц.
– Это граничит с шизофренией, – сказала ей однажды Юлька. – Смотри, как бы не пришлось навещать тебя в Кащенке.
– Ну и что?! – пожала плечами Жанна. – Я всегда мечтала там побывать.
Юлька попыталась даже подговорить безбашенную Женьку Граудинь проверить, какая у Жанны ориентация на самом деле. Женька попробовала, но получила в ответ изрядную порцию холодного недоумения. Именно в это время Девственница в очередной раз переквалифицировалась из пацанки в женщину. Но не в роковую красавицу, а скорее, в девочку. Милую скромную девочку в коротеньком платье из цветастого ситца.
В самый длинный день лета вечером Жанна сняла это платье в комнате, и оказалось, что под ним нет ничего совсем – а такого за Девственницей раньше не водилось. Но дальше Жанна отколола штуку похлеще. Она подошла к кровати на которой возлежала такая же нагая Женька с конспектом в руках, наклонившись, поцеловала ее в губы и произнесла очень ласково и печально:
– Спокойной ночи, Женя.
Прозвучало это так, как будто Жанна замыслила этой ночью тихо и безболезненно отправить Женю в мир иной. Таким тоном обычно говорят: «Спи спокойно, дорогой товарищ!» Пока Евгения ловила челюсть и хлопала глазами, Жанна спокойно проследовала к своей койке, надела сногсшибательную ночнушку из черных кружев и нырнула под покрывало.